Королева праха и боли - Лив Зандер
Однако вместо того чтобы всадить нож в брюхо ублюдка и хорошенько провернуть клинок, как того заслуживал мой убийца, Енош аккуратно, с точностью опытного скорняка, надрезал кожу Арне, проведя одну длинную тонкую линию от пупка до пояса обвисших льняных штанов.
Рана не кровоточила. Почти.
Дрожащий Арне рванулся вперед, но волосяные нити, оплетшие стены, испещренные щелями, удержали его.
– Пожалуйста… Это не я. Это Роза ее убила!
– Лжец, – фыркнула я. – Но не волнуйся. Она будет следующей.
И, если все получится, последней.
– Ш-ш-ш… Не дергайся, смертный, или я могу задеть артерию. – Енош сунул в разрез один палец, потом другой, расширяя рану, а Арне уставился на собственный живот, онемев от потрясения. – Смерть станет твоим другом, смертный. Но лишь до тех пор, пока мой брат не свяжет твою душу, ибо ты еще послужишь высшей цели. Поверь, это большая честь.
Пальцы Еноша зацепились за… что-то. Кишечник? Да. О, это даже лучше, чем удар ножом.
Бледно-розовые, измазанные кровью из дыры в животе полезли потроха Арне. Пульсирующие кишки бесконечным морщинистым жгутом ложились на землю – фут, другой, третий… О мой бог. Бугристые серо-коричневые кольца покрывала липкая блестящая слизь.
Енош несильно потянул.
И тогда Арне закричал.
– Вот, смертный, ты еще некоторое время проживешь так, глядя, как съеденное тобой превращается в дерьмо. – Енош отступил от клубка внутренностей и небрежно вытер окровавленные руки о первую попавшуюся тряпку. – Это жутко больно – умирать от раны в животе. И еще больнее, когда кто-то дергает выпавшие кишки.
– Потрошение. Как мило. – Ярин прислонился к дверному косяку, и я только сейчас заметила суматоху снаружи: трупы выгоняли людей из домов, и ночь уже полнилась криками ужаса. – Мысли твоей жены сказали мне, что я тебе нужен?
– Только после нескольких часов его страданий, чтобы он мог сполна прочувствовать, что случается с теми, кто посмел прикоснуться к моей жене.
Я чуть не застонала, обуреваемая собственническим инстинктом.
– Что ты с ним сделаешь?
Губы Еноша растянулись в кривой ухмылке – совершенно неуместной на его идеальном лице.
– Он согреет мою жену по дороге в Хогсботтом. Но сперва…
В дом шагнула лохматая паршивая псина, вся в гноящихся язвах, с молочно-белыми бельмами. Мертвый зверь тут же вцепился в требуху Арне, теребя кишки, но не прокусывая, давая мужчине возможность вопить при каждом рывке.
Ох, как он кричал и орал, и визжал, но режущие слух звуки скоро заглушил кожаный кляп, заткнувший убийце рот, – и зрелище это вызвало у меня улыбку. Гнилую улыбку в полном соответствии с моим титулом.
– Солнце вот-вот взойдет. Мы проведем день здесь, чтобы ты могла согреться у огня. – Енош взял мою руку и хорошенько растер ее. – Если будем путешествовать днем, нас заметят, и все окрестные деревни охватит паника. Эта женщина, которая что-то знает о твоем отце, может сбежать, так что мы отправимся в путь завтра ночью и к утру уже найдем ее.
Да, непременно найдем.
И я убью ее.
Глава 22
Ада
– Вон там, где у двери сложены рыбные садки. – Сидя на лошади, остановившейся на вершине холма, я указала на домик в раскинувшейся перед нами лощине: домик рядом с кузницей, со свежепобеленными стенами и недавно перекрытой соломенной крышей. Славный домик. – Она должна быть там.
По этому случаю Енош вновь одел меня подобающим образом и на этот раз просто превзошел себя. Корсаж платья был белоснежным, но цвет перьев постепенно темнел, и шлейф оканчивался угольно-черным плюмажем и бахромой из испачканных сажей пальцев.
Любезно предоставленных Генри и Арне.
В доме, где мы остановились, было мало дров, а мой муж оказался попросту не в состоянии найти в лесу еще хвороста. Как же он вышел из положения? Приказал высушенным до состояния мумий убийцам залезть в очаг, чтобы плоть их подкармливала огонь, а сам снова и снова восстанавливал их тела.
Енош окинул взглядом занесенную снегом деревню. Его накидка из вороньих перьев идеально гармонировала со шлейфом моего платья.
– Если фермер не солгал.
– Ты бы удивился, узнав, с какой готовностью люди восстают против чужаков. – Как Роза поступила со мной, а я поступлю с ней. – А что, если я захочу засадить ее в твой трон вместе с другими? Ты сделаешь это для меня?
– Нет.
Я метнула на него взгляд – и обнаружила, что уголок его рта приподнялся в кривоватой усмешке с намеком на игривость. Такого я раньше не видела. Он что… пытается шутить?
Я вытянула руки, согревая пальцы над семифутовым пламенем, в котором потрескивали уцелевшие части тела лишенного возможности вопить Арне, гадая, что же такое происходит с моим мужем. Енош выглядел сейчас совсем молодым и беззаботным, очень напоминая смертного.
Изогнув бровь, я еще больше развернулась в седле, чтобы он наверняка увидел:
– Как так? Ведь твоя цель завоевать мое сердце осталась неизменной?
С губ его сорвался хриплый смешок:
– Снова торгуешься с богом, смертная женщина, не обладающая ни терпением, ни послушанием?
– Именно такой я тебе и нравлюсь. – Я наслаждалась тем, как близки мы стали, как поддразниваем друг друга. – Я и на трон-то твой взошла в обмен на намек на любовь.
– Как будто грудь твою и так уже не распирало от любви. Она так восхитительно трепетала между ударами твоего сердца. – На миг он с привычной надменностью вздернул подбородок, но я видела, как подрагивает его щека и как пляшет в глазах насмешливая искра. – Мой трон и так уже переполнен, но разве ты не моя Королева гнили и боли? – Он убрал назад прядь моих волос, закинув ее за зубец тиары, сотворенной из челюсти, так что вуаль из подвешенных на кожаных нитях зубов, качнувшись, застучала. – Когда мы вернемся домой, я сотворю тебе трон рядом с моим… сразу после того, как сделаю колыбель. Свой трон украшай, как тебе заблагорассудится.
– Ее голова пойдет в трон, а ноги станут барабанными палочками для моего ребенка.
Он наклонился, согрел мои губы нежным поцелуем и быстро потерся носом о мой нос.
– То, чего хочет моя жена, моя жена получит.
Енош пустил нашу лошадь неспешным шагом по узкой утоптанной тропе, ведущей в Хогсботтом. Между тихими домами висел дымок, смешанный с сырым утренним туманом. Все вокруг казалось слишком мелким и
