Сошествие в Аид - Хейзел Райли
Его жёсткость поражает меня — так же, как поза и руки, стиснутые в кулаки под подбородком.
— С какой стати тебе до этого дело? Ты же ясно дал понять, в кафетерии, что я тебе безразлична.
Его глаза молнией врезаются в мои.
— Так и есть. Но никто не заслуживает того, что с тобой сделали. Потом обсудим и найдём решение.
Я скрещиваю руки на груди, не желая отступать:
— Повторяю: почему тебе не всё равно? Нам нечего обсуждать.
Я его раздражаю — очевидно. И всё же он замечает, как я стараюсь держаться отстранённо. Чего ещё утром у меня не получалось. Не понимаю, что именно так тянет меня к Аполлону: то ли банальная эстетика, то ли он действительно тот самый парень, что сорвал игры братьев, чтобы меня не раздели, как червя. А может, всё вместе.
Он прячет лицо в ладонях, и каштановые пряди опускаются, между нами, занавесом. Рядом на диване Хайдес издаёт низкое ворчание. Аполлон берёт себя в руки, несколько секунд фокусирует на мне взгляд:
— Тебе лучше сейчас? Должно быть, ты здорово перепугалась.
— Да. Уже лучше.
Аполлон вздыхает — больше похоже на раздражённый выдох:
— Знаю, то, что я сказал в кафетерии, было… не лучшим. Но сейчас я говорю серьёзно. Мне жаль. И я хочу знать, кто к тебе приставал, чтобы…
Я заставляю себя отвезти взгляд:
— Ладно, Аполлон. Спасибо.
Определённо не жду, что он вскочит и процедит сквозь зубы:
— Ты же ничего не понимаешь, Хейвен, — с такой злостью, какой я от него не слышала.
Он идёт к кухоньке, и одновременно вваливается Гермес. Голый, как водится. Громко зевает, тянется, запрокидывая руки и вращая шеей. Начинает чесать зад, сонно оглядывается. Когда взгляд натыкается на меня, он вытаращивает глаза.
— Хейвен? — восклицает, и Хайдес шевелится на диване.
Я поднимаю руку:
— Эй. Как ты?
— Стою. А ты?
— Сижу.
Мы переглядываемся и улыбаемся сообщники.
Потом голубые глазки Гермеса по очереди щёлкают между Аполлоном и Хайдесом:
— С кем из двоих ты переспала?
Фигура Аполлона напрягается так резко, что Гермес взрывается хохотом, подтверждая: не показалось. Он хлопает брату по спине:
— Я же знаю, что не ты, братишка, спокойно. После Виол…
Аполлон так двигает локтем, что Гермес складывается пополам.
— Заткнись, чёрт, — шипит он.
Не знаю, понимают ли эти ребята, что как бы тихо они ни шептали, комнаты Йеля маленькие. И сейчас пять тридцать утра, муха не пролетит — мне слышно каждое слово.
Два проснувшихся Лайвли уходят в свой приватный диалог. Из уважения я «убавляю звук» и опускаюсь на колени перед Хайдесом. Тяну руку к его лицу — разбудить, — но пальцы со щелчком обхватывают моё запястье. Серые радужки впиваются в меня.
— Что ты задумала, Хейвен? — хрипит Хайдес заспанным голосом. Он низкий, грубоватый — и тут же вспоминается сон. Особенно то, как он велел мне трогать его.
Я лепечу что-то невнятное.
Лоб Хайдеса морщится, он приподнимается:
— Ты покраснела. И заикаешься. Что случилось?
Я высвобождаюсь и отступаю, оседая на пол рядом с креслом:
— Ничего. С пробуждением. Ты тоже во сне пускаешь слюни и храпишь, идиот.
Он на миг улыбается. Указывает на меня:
— Повторю вопрос: чего ты такая стеснительная? Где та девчонка, что меня посылает и показывает мне грудь?
Я закатываю глаза:
— Пожалуйста, заткнись.
Он глухо хихикает, и я тяну пару секунд, прежде чем снова на него взглянуть. Спор он оставил — и я за это благодарна. Теперь он сидит на диване, проводит руками по волосам. Тянется — но грациознее, чем брат. Сгребает одежду с тумбы позади и одевается за несколько мгновений.
Его ладонь, раскрытая вверх, возникает в поле зрения:
— Пошли. Тебе бы вернуться в свою комнату, пока никто не заметил, что ты там не ночевала.
Я киваю и принимаю помощь. Хайдес рывком ставит меня на ноги — и я отскакиваю прямо в его пресс. Он хватает меня за талию, чтобы я не завалилась назад. Хихикает себе под нос, развлекается моей сегодняшней неуклюжестью.
Он прав. Хватит. Это был всего лишь сон. Он не должен влиять на то, как я с ним обращаюсь.
— Тебе лучше этим утром? — уточняет он, подводя меня к двери. Но вместо того чтобы открыть, опирается на неё, скрестив руки, и оглядывает меня придирчиво. Будто высматривает мельчайший знак, что со мной что-то не так.
— Да. Спасибо за приют. — Я заглядываю ему за плечо. Гермес и Аполлон стоят бок о бок, варят кофе и делают вид, что не слушают.
Хайдес выгибает бровь:
— Пожалуйста.
Его взгляд не отлипает от меня. И я не понимаю, к чему это.
— Можно узнать, какого чёрта ты пялишься? — взрываюсь.
Он прикусывает губу — и весёлость, и раздражение одновременно. Две эмоции, которые я стабильно в нём вызываю.
— Вот она — та Хейвен, которую я знаю.
Я опускаю голову и тянусь к ручке:
— Тогда я пойду, а Аполлон проводит меня в полицию кампуса — расскажу, как положено, что произошло.
Во второй раз за несколько минут Хайдес перехватывает мою руку и поднимает её, близко к своему лицу. Что-то новое вспыхивает в его взгляде.
— Я отвезу тебя сам. И да, я тебя слышал, — шепчет.
Я прокручиваю это в голове, будто смысл может измениться:
— Ты слышал меня?
Он приближается, не отпуская. Склоняет голову, и кончики наших носов соприкасаются.
— Сегодня утром. Ты трогала мой шрам.
Я с трудом сглатываю. Значит, он не спал? Или просто безумно хорошо притворяется? Я бросаю взгляд на Гермеса и Аполлона. У Гермеса кофеварка зависла в воздухе, глаза круглые. Аполлон хмурит брови и поддёргивает снизу кофеварку ладонью, помогая брату донести её до губ.
Хайдес возвращает меня к себе лёгким касанием подбородка. Даже когда я снова гляжу на него, он не отступает. Большим пальцем упирается мне в подбородок, а указательный ведёт к линии челюсти.
— Ты это себе приснилось, — нахожу в себе смелость сказать. И даже если бы это было не так, звучала бы я всё равно неубедительно.
Его широкий грудной клетке в серой футболке вздрагивает от смешка.
— Хейвен, я могу прямо сейчас повторить весь маршрут, который ты проделала рукой по моему телу. Хочешь? Хочешь, я докажу, что помню наизусть, где именно ты меня трогала?
Аполлон откашливается:
— Ради всего святого, идите хотя бы в комнату. Мы тут завтракаем.
Гермес, похоже, думает иначе. Обходит нас и садится на диван, скрестив ноги с кофейником в руках.
— Нет-нет, я
