Два дня до солнца - Марина Сергеевна Комарова
Продолжить не получается. Выдернуть руку ― тоже. Меня держат так, будто сейчас кто-то вылезет из сарматского склепа на картинке и утащит в ад.
«Его заинтересовал явно не склеп, ― вдруг четко понимаю я. ― Дело в короне. Он же готов испепелить взглядом.
Так не смотрят на досадную помеху. Так смотрят на… серьёзную проблему.
― Дан… ― тихо зову я. Во рту пересыхает.
Он вздрагивает.
А до меня доходит, что я в первый раз назвал его по имени, и звучит это как-то… правильно, что ли. Как ни странно, это действует. Действует настолько, что глаза снова светлеют, а взгляд становится осмысленным.
Я коротко рассказываю странную историю про Корону Юга. Дан слушает, закусив нижнюю губу. Попытка не смотреть на него проваливается так глубоко, что никогда не достать из бездонной пропасти.
Некоторое время после моих слов царит тишина. Только сухой щелчок чайника разрезает её, напоминая, что жизнь идет своим чередом.
― Всё плохо? ― осторожно интересуюсь я.
Дан мотает головой:
― Нет. Всё намного хуже.
А он умеет подбодрить в нужный момент, ничего не скажешь.
― Это тоже… создание? ― всё стараюсь уточнить я.
― Если бы, ― мрачно отвечает он. ― Эта хрень вполне реальна. Я не знал, что она может проявляться вот так.
С этими словами Дан встает, снова берет телефон, выходит в комнату. В моих мозгах царит какой-то бедлам. Едва решил, что начал что-то понимать в происходящем, как на тебе. Впрочем, голова думает, а руки делают. И пельмени из холодильника перекочевывают в кастрюлю с кипящей водой.
«Хорошо, что не борщ, ― внезапно вспоминаю слова одного коллеги. ― Если ты готовишь человеку борщ, то это, считай, предложение. Ибо поесть борщ и не жениться ― так честный мужчина не поступает».
С губ срывается смешок. Конечно, к ситуации не особо применимо, но немного отвлекает от мыслей, что я опять куда-то вляпался.
Дан возвращается через некоторое время, уже не такой бледный и, как я и предполагал, основательно голодный. Неосознанно жду какую-нибудь подколку в духе: «Питаешься полуфабрикатами?», но ничего такого не следует.
Я подозрительно кошусь на него.
― Спрашивай уже, ― по-барски разрешает он, снова садясь на стул.
Вид все равно задумчивый. Кажется, эта корона нехило так его впечатлила. Дан будто находится в каком-то сне.
― Ты мне объяснишь, почему тебя так впечатлила эта Корона Юга?
― Объясню, ― кивает он. ― И не только я. После Тиглата зайдем ещё к кое-кому.
Последнее звучит так, что я уже жалею о возвращении из Львова. Нехорошо так звучит. Откуда только ощущение, что ничего хорошего не будет?
Я вздыхаю и тут же слышу:
― А в этом доме есть майонез?
Глава 18. Каракурт-цветок
Тот, о ком не знает Антон Шуткач
Наше время
Всё не так, как кажется.
Эту истину Чех осознал давно.
Только кажется, что можно услышать всех. Понять многих. Оставить ― нескольких. Кажется, что небо бездонно, а тьма когда-нибудь закончится. Кажется, что до солнца всего ничего ― протяни руку и сможешь дотронуться. Одна только вот знакомая ― знойная, как полдень в степи возле солёных озёр, та, что сама полыхает огнём, смеется и говорит: «До солнца ― близко. Всего два дня до солнца. Я знаю».
Чех поворачивает голову и смотрит на красно-золотой закат. День сегодня в разы теплее, чем были до этого. Поэтому не нужно ни куртки, ни плаща, достаточно вельветового пиджака, который по цвету идеально подходит к щегольским туфлям с чуть вытянутыми носками и прямоугольными пряжками.
Он сидит возле маленького книжного магазинчика. Напротив через дорогу ― памятник Екатерине II, что указывает рукой в сторону дюка де Ришелье и морского порта. Листва шелестит, путаясь с голосами одесситов. Ветер мягко шевелит волосы, нашептывает на ухо, что ночь сегодня будет великолепная, можно оставить свою квартиру да прогуляться. А там получится всё: и апрельская луна в половину неба, и женская улыбка, и вкус пряностей и соли под накатывающие друг на друга волны.
Когда рядом кто-то садится, Чех даже не поворачивается в его сторону. Запах сандала и горячего песка. Краем глаза можно уловить дизайнерскую рубашку, черные кудри, спускающиеся на плечи, и искривленную вытянутую кисть, которую он кладет на скамейку.
― Хэерле кич, уважаемый Эммануил, ― произносит он хрипло и сухо, словно не в состоянии говорить громче.
― Добрый-добрый, уважаемый Азамат. ― Чех возвращает любезность и все же переводит на него взгляд.
Смуглый, разлет черный бровей, нос с горбинкой, а в глазах ― вся тьма, из которой когда-то вышел луноликий народ с раскосыми очами. Его собеседник одновременно красив и уродлив. Увечное дитя царя каракуртов. Непревзойденный стратег, сумевший договориться со Следящим Южного региона, выбив места для своего народа на земле.
― Корона Юга снова обрела очертания, ― мягко произносит Азамат. ― В нашем хранилище больше не пусто. Как думаете, за ней снова придут?
― С каких пор ты со мной на вы? ― хмыкает Чех.
Азамат потупляется:
― Кичерегез, Эммануил.
Татарский ему идёт. Впрочем, в миру у него и документы сделаны на татарское имя. Современному обществу совсем не интересно, что имя парня звучит совсем не так. Да и то, что сам парень… не человек.
Древний народ каракуртов прятался с тех пор, как сюда пришли дети Горгон. Правитель каракуртов на тот момент не мог удерживать власть и, чтобы выжить, вынужден был наложить запрет на обращение в человеческую форму. Кто пытался пойти против ― погибал. Обращение в человека ― огромная трата ресурса паучьего народа. А Одноглазый и его камнелюди с материнским змеиным ядом научились забирать силу каракуртов, когда те становились людьми.
Но вот накапливаемая веками сила начала работать на благо, когда Димка Мороз случайно почувствовал одного из умирающих каракуртов. Увечного Азамата, который родился с проблемами и долго бы не протянул, поэтому рискнул пойти против воли предков и обратиться.
Вместо того чтобы умереть, он притянул к себе Якорь ― Мороза ― и сумел преломить ситуацию. Якорь… вообще потрясающий дар. Он тянет к себе всё, что создали. И всё, что не укладывается в привычные рамки человеческого мира. Благодарю Якорю можно обнаружить много интересного. Например, такого, как Ябо. Так бы можно было искать очень долго, а тут через Диму ушло времени всего ничего.
Азамат смог не просто стать человеком, но и
