Мой бывший пациент - Анна Григорьевна Владимирова
Эти мысли выматывали. В основном своей бесполезностью. Я готовился услышать, что Ивы нет больше… но не был к этому готов. Поэтому уж лучше думать о чем-то менее важном и достаточно назойливом, лишь бы не смотреть в глаза самому страшному.
Когда мы добрались до стоянки перед больницей, я выскочил едва ли не на ходу. Но на проходной чуть не вырубил охранников, попытавшихся меня скрутить. К счастью, Горький подоспел вовремя.
— Выдали бы мне уже пропуск, мать вашу! — заорал я на придурков, высвобождаясь из их лап. — У вас склероз?! Мы утром только здесь были с Ивой!
— Стас, — позвал Горький мрачно, качая головой. — Пошли.
Да, я был вообще не в себе. От усталости и отчаяния подгибались ноги, а нервы звенели как стеклянные. Вместе с Давидом мы добрались до хирургического, и нас провели в ординаторскую.
И потянулось время.
Я расхаживал вдоль дивана к двери и обратно, как загнанный зверь. Горький стоял у окна, буравя взглядом город. Прошел час, потом второй, и силы метаться из угла в угол сошли на нет. Я опустился на диван и уронил голову на руки. Давиду периодически звонили, и он делился новостями, но те особенно не трогали. Да, Ветлицкий выжил. С места встречи с его головорезами вывезли два трупа и четыре волка в намордниках. Дети мои были в порядке. Все — и те, что остались в доме отца, и пострадавшие, которых лечили тут. Мне об этом отчитался молодой врач, который не пустил меня к отцу. Он просто не дал мне сделать шагу из ординаторской, умоляя подождать. Я слушал его, а зубы стиснулись в какой-то судороге. Начинала колотить усталая дрожь…
Когда двери ординаторской вдруг открылись, и на пороге появился Игорь, я даже не сразу его узнал. Он будто постарел на десяток лет. Черные волосы, мокрые от пота, показались выцветшими до серого, лицо застыло изможденной маской, и только черные глаза лихорадочно блестели. Горький оказался рядом и подхватил его под руку, а я даже не нашел в себе силы шевельнуться.
— Говори, — выдавил, не спуская с него взгляда.
— Подожди, — глухо отбрил Давид и помог Игорю усесться.
Брат распластался по дивану, тяжело опустив голову на спинку, и прикрыл глаза. Он даже не переоделся, так и был в хирургической форме, взмокшей насквозь.
— Отца нет больше, — выдал он незнакомым голосом.
И мне стало нечем дышать.
Повисла такая тишина, что собственный судорожный вздох оглушил.
— А Ива? — задал кто-то вопрос, и сначала подумалось, что это мне удалось открыть рот.
Но я так и не смог шевельнуть онемевшим языком. Вопрос задал Давид.
— Иву спасли, — еле слышно сообщил Игорь.
— Где она? — прохрипел я. — Ее можно увидеть?
Игорь поднял на меня взгляд, и я с трудом смог его выдержать. Да, я не мог вместить в себя сейчас все то, что услышал. И к жизни меня возвращало лишь то, что Ива еще жива.
— Да, можно, — медленно, будто через силу произнес Игорь.
— Давай, я отведу тебя в твою комнату, — предложил Давид. — Тебе нужно отдохнуть…
— Просто дай мне посидеть, — выдавил хрипло Игорь и спрятал лицо в ладонях. — Стас, третий этаж, палата интенсивной терапии. Скажи, что Князев разрешил…
Я поднялся и направился в указанном направлении. Только ощущение было таким, будто продирался через кладбищенский туман Горького. Он кружил вокруг, затягивая плотным саваном и сжимал грудную клетку тисками, мешая дышать. В какой-то момент я обнаружил себя стоявшим у стены со сжатыми кулаками.
— Вам плохо?
— Нет… Мне нужна Ива. Где она лежит?
— Вам нельзя…
— Брат сказал, что можно. Князев. Игорь Князев.
Показалось, я остался один на один со стенкой. Надолго. Но вскоре локтя коснулись твердые уверенные пальцы, и послышался мужской голос:
— Я вас провожу.
Показалось, что отец. Голос такой знакомый…
В голове немного прояснилось. Туман отступил. Я повернул голову и обнаружил, что меня ведет под руку какой-то мужчина. Оборотень. Врач. В форме, как у Игоря. Хирург. От него пахло кровью, хоть он и выглядел идеально. С меня ростом, взгляд темный, режущий и немного знакомый.
— А что с отцом моим случилось, знаете?
— Я еще не успел изучить его дело. И, честно сказать, не собирался — сомнений в действиях Игоря у меня нет. А меня вызвали на экстренную пересадку сердца.
— Кому?
— Иве. Ее спасло сердце твоего отца.
Снова стало сложно дышать. Неподъемная потеря и такое необходимое для собственной жизни спасение слились в одну болезненную эмоцию.
— Вы пересаживали сердце моего отца Иве? — повторил я больше для того, чтобы хоть немного осознать произошедшее.
— Да.
Незнакомец подвел меня к палате и толкнул двери внутрь:
— Она справится. Сердце Андрея ей идеально подошло. А я раньше считал, что такое невозможно…
Я замер на пороге, вглядываясь в мутный утренний полумрак палаты. В горле пересохло.
— А вы кто? — спросил еле слышно.
— Ярослав Князев. Я — брат твоего отца.
Я замер, прислушиваясь к приборам, звук которых мерно наполнял тело меланхолией.
Ярослав Князев. Брат отца. Я сто лет его не видел. С детства.
— Вы ведь жили в Америке.
— В Канаде. Прилетел вчера.
Я медленно повернул к нему голову. Выглядел он чуть старше Игоря. И похожи они были бесспорно.
— Вы тоже хирург. И вы собственноручно вынули сердце моего отца… — вырвалось у меня глухое.
— Да, — кивнул он вроде бы спокойно, но взгляд его застыл. — Иначе пришлось бы Игорю. У Ивы было слишком мало времени…
Я тяжело сглотнул, щурясь и пытаясь навести на нем резкость сквозь влажную пелену.
— Спасибо. Что спасли Иву. И Игоря. Нам всем повезло, что вы оказались здесь.
Он рассеянно кивнул.
И вроде бы надо было выразить соболезнования, но… мне ему? Он вынул сердце отца. Ему мне? Опять же, это он вынул его сердце… и спас Иву.
— Она будет жить? — переспросил я.
— Думаю, да.
Наконец, удалось сделать более менее глубокий вдох.
—
