Марионетка Черного колдуна - Любовь Песцова
Казалось, физическая боль приносила облегчение. Когда иглы пронзили незаживающую ладонь, которая уже была похожа на сито, я прошептала:
— Хочу увидеть маму.
Сознание привычно разделилось, и я оказалась в темной комнате, где виднелась кровать, платяной шкаф и письменный стол.
Она была похожа на гостиницу средней руки. Но я знала, что Амелинда Керн в поместье одного преданного ордену магического клана.
Сегодня она была не настолько пьяна. Хотя на столе стояла бутылка вина, было видно, что в ней не хватает всего одного бокала.
— Ты?!
Голос матери приобрел истеричные ноты и неприятно скрипел.
— Я.
Она смотрела на меня какое-то время, и я всерьез думала, что она попробует вцепиться мне в волосы.
Но в итоге она только неприязненно хмыкнула и подошла к столу, наливая в свой бокал еще вина.
— Ну и зачем пришла? Отправилась в свой лес, так и сидела бы там.
— Я тоже рада тебя видеть, мама, — съязвила я.
Обычно я была более сдержанной. Но сейчас мне не грозили ни оплеухи, ни наказания в виде длительных молитв и занятий вышивкой, от которых болят глаза и кровоточат пальцы.
К тому же раньше она не пила так много и действовала более… утонченно.
Била по больному исподтишка, а не просто бросалась злобными фразами.
Да и общение с, как оказалось, Черным колдуном, меня немного закалило.
— Мама! — скривилась она, как будто пыталась попробовать на вкус это слово. — Как было бы здорово, если бы ты не рождалась! Все твердили, что ты должна сдохнуть в утробе. Почему же ты этого не сделала?
Кровь отхлынула от лица, а из груди начали поднимать волны удушливого жара.
Я всегда молчала. И ждала, что она меня полюбит. Верила, что если я буду достаточно стараться, то она меня заметит, хотя бы посмотрит в мою сторону ласково.
Но даже то, что я отдала свою жизнь Черному колдуну, навсегда заперев себя в Заубвальте, не изменило ничего.
Она не стала мной гордиться, не испытывала благодарности. И уж тем более любви.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как опускаются руки, а глаза начинают жечь злые слезы.
— Ну прости, что причиняла тебе столько беспокойства, мама.
Последнее слово я выплюнула, словно это было оскорбление.
— Наверное, так тяжело было растить неблагодарную, некрасивую и глупую дочь. Я ведь так много проблем доставляла. Никогда не слушалась, всегда попадала в неприятности, плохо училась, была бесталанна во всем. А нет, подожди, все же было совсем наоборот!
Я рассмеялась, понимая, что истерика подкатывает все ближе.
— Чтобы угодить тебе, заслужить твою любовь, я делала все, что было в моих силах. Я всегда была лучше окружающих только для того, чтобы ты меня хоть раз похвалила. Училась до красных глаз и головных болей, музицировала, пока не сбивала пальцы в кровь, ухаживала за всеми членами семьи как сестра милосердия! Я буквально отдала свою жизнь за тебя и Вилли!
Гневная тирада грозила перерасти в рыдания.
Если бы меня начали успокаивать, жалеть.
Увы, от мамы можно было ждать чего угодно, кроме этого.
— Благодарности ищешь? — скривилась она, выпивая залпом весь бокал вина. — Да пошла ты! Если бы не ты, ничего этого бы не было.
— Опять моя вина? Ну давай, продолжай. Я виновата в том, что родилась, это я уяснила. Что еще на меня повесишь? Тоже будешь про государственную измену рассказывать? — спросила я запальчиво, а потом похолодела от осознания. — Скажи, это ведь не твоих рук дело? Не ты решила обвинить меня в измене после смерти отца, чтобы избавиться наконец от нелюбимой дочери?
— Отца, тоже мне! — фыркнула Амелинда.
Она взвесила пустой бокал в руке и, убедившись, что в нем ничего больше нет, решила, что ей не нужны посредники, начав пить прямо из горла.
— Это ты убила Энсона!
Имя отца слетало с ее губ как-то особенно жестко.
— Я убила папу? О чем ты говоришь? Почему я всегда виновата?
— Не называй его папой. Он не твой отец.
— Ч-что?
Интересно, сколько потрясений может выдержать человек? Когда иллюзии перестанут разбиваться осколками о мою голову?
— То. Энсон принял меня в затруднительном положении, помог, воспитывал тебя как свою дочь, хоть и не стоило. Твой настоящий отец тот еще ублюдок, — сказала она, а затем засмеялась, и добавила. — Прямо как ты, получается.
Почему-то я поверила ей сразу же.
Папа был для меня самым родным и любимым человеком в мире. Он обнимал меня, читал сказки, говорил, что гордиться мной.
Наверное, есть в этом какая-то печальная ирония — родная мать хотела, чтобы я умерла, а совершенно чужой по крови мужчина дал мне повод жить.
— То есть ты, нагуляла меня до брака, выкрутилась из этого щекотливого положения с помощью отца, и всю жизнь винила меня в своих собственных ошибках? Знаешь, если ты так не хотела, чтобы я родилась, можно было бы просто не раздвигать ноги, — выплюнула я.
Мне хотелось сделать ей больно. За папу, за все обиды, которые я терпела столько лет.
От этого всеобъемлющего чувства даже закружилась голова.
— Меня не спрашивали, — сказала она убийственно серьезно, посмотрев на меня со сталью во взгляде.
И я снова поняла, что это значит, предельно быстро.
Дыхание перехватило. Я сама не так давно пережила попытку изнасилования. К счастью, неудачную. Спасибо колдуну… точнее, Леону. Неважно.
Я помнила и чувство беспомощности, отвращение, тошноту, накатывающую при малейшей мысли об этом. Голова начала кружиться сильнее.
— Ты поэтому так меня ненавидишь?
— Вся моя жизнь разрушилась из-за тебя. Если бы он просто взял меня, я бы смогла это пережить. Но я понесла. Почему? За что? Да, Лиса, я тебя ненавижу. Ты его отродье. Такое же эгоистичное, мерзкое…
— Можешь не перечислять дальше.
Я остановила поток пьяного бреда, который уже нес мало смысловой нагрузки.
За время разговора Амелинда выпила почти всю бутылку и сейчас смотрела в стену стеклянными глазами.
Головокружение усилилось настолько, что картинка перед глазами начала расплываться.
— Ты знаешь, кто мой… кто сделал это с тобой? — спросила я, так и не осмелившись произнести слово «отец» по отношению к этому человеку.
— Еще бы не знать, — мерзко оскалилась она. — Он теперь снова ко мне заходит.
Она поднялась и нетвердой походкой подошла ко мне, заглядывая в глаза.
— Т-сс, — прижала она палец к губам и понизила голос до шепота. — Я думала, что в таком возрасте уже не буду его интересовать. Но кажется, ему просто нравится меня мучить.
Сердце билось где-то в горле, а
