Марионетка Черного колдуна - Любовь Песцова
Он улыбнулся и, выждав паузу, добавил:
— Уверяю, я подумал об этом за тебя.
Краснеть не было сил. Все резервы организма уходили на то, чтобы не трястись уж слишком откровенно.
— Почему? Почему нельзя было отправить меня в деревню? Зачем нужно было притворяться?
— Знаешь, в первый день я просто забыл, что ты в замке. А потом ты так забавно предположила, что я слуга, что я решил подыграть.
— Все два месяца? — горько усмехнулась я.
— Не совсем. Очень скоро я понял, что Леон гораздо быстрее завоюет твое сердце, чем страшный и коварный Шаттенхард, — усмехнулся он.
Кажется, я слышала, как осколки этого сердца сейчас царапают грудь изнутри.
Скрывать то, насколько мне больно, становилось все сложнее.
— Ты так забавно пугалась от любого упоминания колдуна, что я захотел забрать тебя себе.
Я зажмурилась, покачав головой. Хотелось очнуться от этого кошмара.
— Ну что ты, — мягко спросил он, положив руку мне на плечо. — Отрицать что-то бесполезно. Ты уже моя.
Еще один щелчок пальцами и в воздухе перед нами появился знакомый снимок с пылающими огнем буквами. Мой контракт.
— Тогда почему бы вам просто не приказать?
Нужно было смолчать, не подавать колдуну идеи, но на душе было так гадко, что я не удержалась.
— Да, соблазн очень велик. Воспользоваться своим положением и просто заставить тебя подчиняться мне.
На этот раз пауза была особенно мучительна. Он как будто проверял меня на прочность.
— Но я уже сказал — мне не нравится, когда ты меня боишься.
Тогда меня нужно было обеспечить пожизненным запасом зелья храбрости.
Учитывая, что жизнь моя будет, скорее всего, весьма короткой, разориться на ингредиентах не светит.
Колдун фыркнул, как будто я сказала это вслух.
А может он мысли читает?
По позвоночнику пробежал холодок, и я испуганно взглянула на мужчину рядом с собой.
— Нет, я не читаю твои мысли, — ответил он, чем только сильнее загнал меня в состояние паники. — Этого не потребуется пока все мысли написаны на твоем хорошеньком личике.
Усилием воли я вернула бесстрастное выражение лица. А он рассмеялся.
Громко. Жутковато. Обидно.
Хотя я и сама знала, что надолго меня не хватит. Я не актриса, увы.
— Я знаю, что воспитанная с младенчества ненависть ко мне не пройдет быстро, как и страх. Но я подожду. Я ждал тебя несколько столетий, Лисэль Керн.
Он назвал меня полным именем, как делала Шаттенхард, а не Леон.
Это стало последней каплей. Я чувствовала, как слезы подступают все ближе.
Но я пока держалась, стараясь глубоко дышать и чаще моргать.
— Я нужна вам для какого-то ритуала, да? — наконец дошло до меня. — Но я ведь самая обычная. Вы уверены, что вам нужна именно я?
— Мда, с самооценкой тоже нужно поработать, — скривился он.
— Я нужна вам прямо сейчас? Или я могу идти?
Он окинул меня изучающим взглядом, как будто прикидывал, убить сейчас или подождать еще немного.
Хотя, скорее всего, этот смысл приписывало мое разгулявшееся воображение.
— Можешь идти, — наконец разрешил он.
Облегченно выдохнув, я начала пробираться к выходу по стеночке. Уже у входа я услышала:
— У нас с тобой впереди вечность. Так что можешь не торопиться.
Оборачиваться и переспрашивать я не стала. Наоборот, прибавила ходу и почти бегом взобралась на четвертый этаж в свою комнату.
Заперла дверь на массивный засов, как будто он мог бы меня защитить, и только после этого расплакалась.
* * *
Все запланированные дела на этот день пришлось отменить. Я просто не могла выйти из комнаты.
Если раньше, когда мне не хотелось встречаться с Леоном, я могла попытаться спрятаться от него в коридорах замка, то теперь я понимала, насколько это глупо и безнадежно.
Мои догадки об этом только подтвердились в обед.
Когда стало понятно, что в столовую я не спущусь, еда просто появилась на моем столе. От супа все еще шел пар, как будто его только что разлили по тарелкам.
Проявление заботы. С другой стороны — напоминание, что я в ловушке.
Я не принадлежу себе. Я всего лишь игрушка в чужих руках.
И сейчас уже казалось неважым, чьи именно это были руки — старейшин из нашего ордена или Леонхарда.
Какая разница, чьей марионеткой быть?
Я пропустила встречу с Бертой, которую назначила заранее.
И Эмилю нужно было передать партию успокоительных микстур со снотворным эффектом. Но это казалось таким неважным.
Даже стремление заработать деньги на побег для своей семьи отошло на второй план.
У меня насчитывалось порядка трех серебряных монет. Этого хватило бы только на одно место в обозе, причем без лишнего комфорта. Так что я намеревалась работать дальше.
Но сегодня планировала взять хотя бы один выходной.
Когда на столе рядом с нетронутым обедом появился ужин, захотелось рассмеяться.
Интересно, а если я совсем перестану есть, он придет и начнет кормить меня с ложки?
Я бы не удивилась. Игрушка ведь испортится может, а это недопустимо.
— Разве я сделал что-то, чтобы заслужить такое? — передразнила я его слова.
А кто заставил меня собирать крапиву голыми руками?
Кто пугал меня до потери сознания?
Кто пытался выкачать из меня всю кровь?
Кто натравил на меня Тень?
Кто отправил меня в жуткую каменную библиотеку, которая выкачивает силы как голодный упырь?
Я могла продолжать этот список до бесконечности.
И тот факт, что большинство из этих событий происходили со мной как раз после того, как я нарушала установленные в замке правила, сейчас просто вылетел из головы.
Было очень обидно, очень горько и очень жалко себя.
Единственное, что раньше сохраняло мой рассудок, это уверенность, что Черный колдун, из-за которого мне приходится проходить эти испытания, и милый Леон, который спас меня от зверя — два разных человека.
Когда за окном стемнело, я, наконец, отмерла и встала с кресла, на котором сидела, поджав под себя ноги и обнимая колени.
На столе все еще стояла еда, которая выглядела неплохо, но впихнуть в себя хотя бы кусочек казалось чем-то нереальным.
Даже недоеденный завтрак иногда просился назад, и я с трудом сдерживала эти порывы.
Я не знаю, почему решила попробовать вновь именно сегодня. Наверное, это было какое-то извращенное желание сделать себе еще больнее.
Так, в минуты душевного раздрая я начинала перечитывать все самые слезливые истории, руководствуясь принципом, что если уж грустить, то наверняка.
Возможно, здесь сработала та же логика — разочаровываться в окружающих нужно по-полной.
Достав
