Спящее пламя Ферверна - Марина Эльденберт
Я слышала ее «нет» на протяжении десяти лет, даже несмотря на то, что мне всегда и во всем потакали.
И вот, пожалуйста.
Это нечестно. Совсем нечестно.
— Что это? — спрашиваю я, чувствуя, что у меня начинают дрожать губы.
Вместо ответа Роа садится ко мне на кровать и протягивает крохотного зверя. Маленький дракончик тянет ко мне нос, поэтому не взять его на руки кажется верхом жестокости, но, стоит осторожно прижать его к себе, как он начинает вирчать. Эта вибрация крохотного тельца ударяет мне прямо в грудь и рождает — нет, не пламя, нечто гораздо более мощное и опасное — умение чувствовать. Это похоже на ощущение, когда отлежала во сне ногу или руку, а потом поворачиваешься так, чтобы кровообращение восстановилось. Покалывающее чувство становится почти болезненным, и оно концентрируется в груди. Там, где я его последний раз и оставила.
На шерстку зверя что-то капает, и я не сразу понимаю, что это моя слеза. Затем вторая, третья…
Я крепче прижимаю виаренка к себе, словно он мой спасательный круг, отпустив который я просто умру. Роа же подается ко мне и обнимает, сначала осторожно — как будто спрашивает разрешения, а потом крепче. Спустя пару минут я уже рыдаю так, что давлюсь всхлипами: малыша я, разумеется, отпустила, и он бодро скачет по моей кровати, пытаясь стянуть подушку на пол.
Я не должна плакать, особенно при Роа, особенно в его объятиях, но у меня ничего не получается. Не получается это остановить, как будто из меня со слезами выходит все разочарование в себе, в том, как все получилось, в том, что я накосячила… Эти мысли провоцируют новый виток слез, и я снова начинаю рыдать в голос. Снова приоткрывается дверь, но тут же закрывается — видимо, маму здорово напугало то, что здесь происходит. Правда, я не уверена, что это мама, а не Эрвер… и если это Эрвер, то может случиться катастрофа. Он и так рвался поговорить с Роа, поэтому я сейчас пытаюсь успокоиться. Получается плохо.
И, когда все-таки хотя бы плохо начинает получаться, Роа произносит:
— Ятта, прости меня. Пожалуйста, прости, — он притягивает меня к себе еще сильнее и целует в макушку. — Хотя бы ты. Потому что я сам вряд ли смогу себя простить за то, что причинил тебе боль.
* * *
От его слов меня накрывает еще сильнее. Не знаю, то ли от всей этой ситуации с Нисой, которая, оказывается, тоже все еще во мне жива — как и все остальное, то ли от того, что, по сути, мы теперь в равных с ним ситуациях. Хотя мы расстались, я переспала с парнем, не просто с парнем, с его другом — спустя сколько после этого расставания? Так что я тоже хороша.
Сумасшедшую мысль о том, что Вэйд это провернул, чтобы помирить нас с Роа, я отбрасываю. Вэйд Гранхарсен эгоист в самом дерьмовом смысле этого слова, которое только можно придумать. Когда мы трахались, он не думал ни о Роа, ни обо мне, только о своем роскошном члене, на который с удовольствием запрыгивают наивные дуры (привет, Ятта) и девицы, которых не интересуют ни чувства, ни что бы то ни было еще — такие же, как он, просто чтобы поставить галочку «у меня был потрясающий секс с Вэйдом Гранхарсеном». Впрочем, есть еще влюбленные фанатки и девушки, которые просто любят секс, и при мысли о том, сколько их у Вэйда в принципе, меня перекашивает.
— Мы не можем все время цепляться за это. — Я осторожно выворачиваюсь из рук Роа и отнимаю у виаренка подушку. — За прошлое. Тем более что Ниса беременна, ты должен знать…
— У Нисы произошел выкидыш, — хмуро говорит Роа.
Виаренок лезет ко мне на руки, и я автоматически поглаживаю пушистую спинку, через шерсть ощущая тонкие острые пластинки чешуек. У всех виаров разные «места удовольствия», но этому явно нравится, когда его чешут между крылышек. Он раскрывает шерстку на голове цветочком и тихонько вирчит.
— Я не знал, что она приходила к тебе, — говорит он. — Понятия не имел, что у нее хватит мозгов… я бы ни за что этого не допустил, если бы…
— Как она? — перебиваю его я.
Роа растерянно смотрит на меня.
— Как… она? Ты сейчас правда спрашиваешь о ней?
— Она пережила выкидыш. Разумеется, я спрашиваю о ней.
И тут Роа прорывает:
— Ятта, я плевать хотел на нее и на то, как она себя чувствует! Она меня использовала, полезла к тебе, хотела устроить скандал. Она устроила тебе встряску перед выступлением, и… я не отменяю своей вины, но прости, мне плевать на девицу, которая сделала тебе больно. Которая хотела сделать тебе больно.
Мне не было больно.
Не от этого.
Вслух я этого, разумеется, не произношу.
— Она в порядке, — под моим взглядом все-таки произносит он. — Все с ней будет хорошо, отец обеспечил ей лучшие условия и лучших врачей.
Того, кто склеит разбитое сердце, он ей тоже обеспечил?
Как ни странно, я сейчас понимаю Нису гораздо лучше, чем когда-либо. Несмотря на то, что она хотела сделать, она не выглядит как охотница за статусом или состоянием Вайдхэнов, или как та, кто хотела хайпануть на громком имени Роа, на связи с сыном мирового лидера. Нет. Она выглядит в точности как я — как девчонка, которая влюбилась не в того парня, которому нет до нее никакого дела. И, несмотря на то, что подругами нам точно не быть, я действительно сочувствую ей. Потому что с высоты моего опыта… долбануться об лед — это всегда больно.
Я долбанулась о лед Гранхарсена. Она — о лед Роа, вот и вся разница.
— Ясно, — говорю я, продолжая чесать виаренка. — Как тебе удалось уговорить мою маму принести его?
Роа хмурится от столь резкой смены темы, а потом произносит:
— Было сложно, но я постарался.
Я смотрю на него как будто уже совсем другими глазами: эта поездка не принесла мне платину, но сделала старше. Значительно старше, чем указано в моих документах, старше, чем мне пытались внушить с детства — какой я должна быть, чтобы выглядеть достойно, и так далее, и тому подобное. Этого опыта мне вполне хватит, чтобы… чтобы что?
— Я рада, что тебе это удалось,
