Сердце Короля Теней - Сильвия Мерседес
Сердце сковывает холодом. Я выглядываю из-под руки Хэйл, пытаясь отыскать глазами лицо Фора. Он еще не надел свой шлем и стоит, запрокинув голову, стиснув челюсти и не отрывая взгляда от королевы. Сложно различить что-либо за этой маской сурового, величественного спокойствия, но я вижу, что слова Рох попали в цель. Он ей верит. Эта мысль влезает в голову против моей воли. Я пытаюсь от нее отмахнуться, но она навязчива. Он не винит меня. Но он верит, что совершенное нами было ошибкой.
Когда мы сплелись в тех озаренных кристаллами водах, мы слились воедино так плотно, как только могут это сделать два живых существа. В те мгновения я ощутила все его чувства: радость, восторг, экстаз. Но с ними и подавленный укол вины. Стыда. Именно эти чувства – такие темные, такие коварные – пульсируют сейчас в его душе.
Рох добирается до подножия лестницы и продолжает наступать. Стражники пытаются преградить ей путь, но Фор делает им знак отойти. Вдовствующая королева подходит достаточно близко, чтобы встать с королем лицом к лицу. Она такая же высокая, как и он, но в остальном они совершенно не похожи. Фор – сияющий и мощный в своей броне, в то время как она одета в лохмотья и кажется хрупкой, словно кукла. Он мог бы протянуть руку и переломить ей шею в одно мгновение. И все же она смотрит ему в глаза, продолжая плеваться ядом. Когда она умолкает, Фор холодно отвечает по-трольдски одним коротким предложением.
По толпе зрителей проносится пораженное бормотание. Хэйл делает резкий вдох. Я успеваю поднять на нее глаза как раз вовремя, чтобы заметить вспышку ярости в ее глазах.
– Что сейчас случилось? – спрашиваю я. – Что он сказал?
На лице Хэйл перекатываются желваки.
– Его Величество спросил королеву, не желает ли она вместе со своим ручным жрецом быть изгнанной, как и ее сын-предатель. – Эти слова спадают с ее губ, как грубо отесанные камни. Даже без чувствительности моего божественного дара ее эмоции причиняют боль. Я делаю шаг назад.
Рох снова что-то злобно шипит. Внезапно она поднимает руку. Я давлюсь криком. Она вскидывает над головой кристалл урзула. Мне хочется окликнуть, предупредить Фора, но я будто не в силах произнести ни слова. Однако вместо того, чтобы атаковать своего пасынка, королева вспарывает собственную ладонь. Она высоко поднимает кровоточащую руку, сжав кулак. Синяя кровь капает с ее пальцев, падает в волосы, пятнает ее лицо и грудь. Она медленно поворачивается, обращаясь ко всем, кто смотрит, и голос ее разносится по всему двору.
– Что она говорит? – шепчу я, неуверенная в том, что Хэйл меня услышит.
Но моя телохранительница тихо отвечает:
– Глубокая Тьма не потерпит насмешек. Никакие жалкие усилия не смогут умилостивить или контролировать ее. – Она качает головой, часто моргая, словно выходя из какого-то транса.
– Она говорит, что если королю хочется проливать кровь добрых трольдов, то пусть делает это там, где нужно. Там, где это сможет что-то изменить.
Желудок завязывается узлом. Я знаю, что имеет в виду королева. Голову заполняет воспоминание о погруженной в кромешную тьму часовне, вибрирующей резонансом урзула. О поклоняющихся тьме каменных трольдах, стоящих на коленях. О глубоком голосе, произносящем молитву, о силе, пульсацией расходящейся от напоенных кровью кристаллов. О церемонии ва-джора, цель которой – вернуть души и тела трольдов в состояние истинного камня. Но у той церемонии не хватало одного ключевого компонента, во всяком случае, так мне сказал Фор. Магия ва-джора может проявиться только благодаря крови жертвы. Добровольной жертвы.
На это намекает Рох? Что Фору следует принести себя в жертву, чтобы помочь ее сумасшедшему плану избавления Мифанара? Я не могу оторвать взгляда от ее лица, от безумного огонька в ее глазах. Сквозь завесу синей крови, струйками стекающей по ее чертам, сияет абсолютная уверенность.
Фор подает знак. Стража спешит вперед, хватает вдовствующую королеву и оттаскивает ее прочь. Но слишком поздно. Образ уже отпечатался в головах всех, кто наблюдал за этим разговором. Сколькие из этих трольдов, что окружают меня, разделяют веру Рох и ее потаенную надежду? Сколькие воспринимают своего короля так же, как и она: как предателя своего народа?
Такого жесткого лица, как сейчас, я у Фора еще не видела. Это лицо незнакомца. Мне хочется позвать его по имени, умолять его повернуться ко мне, встретиться со мной взглядом и, пусть и всего на один миг, снова превратиться в того мужчину, которого я люблю. Но я не осмеливаюсь. Сейчас он должен быть истинным королем трольдов. Сосредоточенным на цели, сильным, как коренная порода. Даже несмотря на то, что магия смертных принуждает его покинуть этот мир.
Когда королеву уводят, Фор надевает шлем и садится на своего морлета. Теперь трансформация мужа в воина завершена.
– Драг-ор, ортоларок! – кричит он.
Отряд отвечает, каждый всадник вскидывает свой кулак:
– Рхоза! Рхоза!
Лишь развернув голову своего скакуна к воротам, он бросает на меня последний взгляд. Всего на миг наши глаза впиваются друг в друга, невзирая на расстояние. В эту секунду я чувствую, что мои силы будто вновь пробудились. Земля под ногами гудит, сами стены дворца, город, каверна… все словно вибрирует в унисон с моими костями и кровью, когда эта волна вновь установившейся между нами связи проносится по моему сердцу. Я чувствую его любовь. Его вину. Его страх. Мне больно, но я хочу этой боли. Я хочу ее ощущать. Потому что она – его, а он – мой. Я не морщусь, не пытаюсь укрыться. Я позволяю ей течь через мое тело, сотрясая меня до мозга костей.
Затем он поворачивается вперед и выезжает из двора, его воины следуют за ним. Оказавшись за стенами дворца, они взмывают в воздух, длинным темным потоком летят над городом, над пропастью – и прочь.
* * *
– Должен сказать, Фэрейн, ты хорошо выглядишь.
Я моргаю. Мои глаза несколько ослепил свет мерцания, льющийся с потолка каверны, так что мне сложно вновь настроиться на мир, находящийся ближе ко мне. Очевидно, прочие представители двора уже разошлись, и я в одиночестве осталась наблюдать за тем, как отбывают мой муж и его всадники. Я была так поглощена попыткой до конца не терять Фора из виду, что и не заметила, как они ушли.
Не заметила я и того момента, когда мой брат поднялся по оставшимся ступеням, чтобы встать рядом со мной. Его руки сложены на груди, шляпа сдвинута на затылок, открывая его великолепно
