Дневник травницы - Канна Шорен

— Знаю, знаю. Для наших стариков каждый год по осени собираю и засушиваю.

При этих словах царь буквально расцвёл на глазах. Казавшийся до этого тусклым взгляд посветлел, а сам мужчина приосанился.

— Проси, что хочешь, лишь только пришли эти яблочки к царскому двору!

— Мне ничего не надо. Лишь оплатите как обычное лекарство и выздоравливайте. Ваше здоровье дороже всех денег.

— Добро.

Он повернул голову куда-то в сторону и явно кого-то позвал, судя по движению губ. Сфера защищала от ненужных, посторонних разговоров и позволяла общаться лишь с глазу на глаз, когда собеседники смотрят друг на друга. Спустя время царь снова повернулся к Есении и коротко произнёс:

— Через три дня гонец будет у тебя. Я хочу поговорить с этим балбесом, — короткий кивок в ответ. — И не подслушивать!

— И не посмею, — коротко и слегка напугано ответила девушка.

Она аккуратно взяла сферу вместе с подставкой и, спешно, но аккуратно передвигаясь, подошла к Яромиру. Тот отложил книгу, увидя в её руках сферу.

— Твой отец хочет поговорить с тобой.

И, поставив сферу ему на раскрытые ладони, поспешила скрыться в кладовке. Она сползла по двери вниз, стараясь перевести дыхание и успокоить сумасшедше бьющееся сердце. Разговор пусть и был лёгким в привычном понимании слова, но заставил изрядно понервничать. Не каждый день говоришь с царём наедине!

Успокоившись, она принялась за то, до чего не доходили руки — уборки в кладовке и наконец-то работы над поставленные ещё фиг знает когда создаваться «антибиотиками». Нужно было посмотреть, кто «созрел», а кого ещё нужно подержать в тепле.

* * *

Вечером, когда с уборкой и разговором было закончено, Есения присела на креслу-качалку с нитками, мотком шерсти, крючком и чулками, чьё состояние оставляло желать лучшего. Вчерашняя «прогулка» привели к огромному количеству зацепок, нескольких дырок и большого количество застрявших среди нитей репейников и мелких ниточек. Тихо ругаясь под нос и методично передвигаясь от носка вверх, девушка чинила столь дорогую вещь.

— Отец всё тебе рассказал? — произнёс внезапно до этого молчавший Яромир.

— М… — Есения откусила зубами очередную нитку, не поднимая взгляда от работы. — Только то, что болен, и ему нужны эти… «яблочки».

— Старик всё ещё храбрится, — в голосе мужчины прозвучала усмешка. — Он умирает.

— Знаю и без тебя.

— Знаешь?

— Ты забыл, кто я? — девушка подняла глаза на Яромира и натянуто улыбнулась. — У него явно сердечная болезнь, которая давно уже мучает. Если не будет лечиться, то к лету он действительно умрёт.

— А с этим лекарством?

— Ещё несколько лет проживёт. Но лучше всего, если твой отец ещё и отойдёт от дел и будет много отдыхать, тогда доживёт до глубокой старости и подержит на руках правнуков.

Есения увидела задумчивое выражение лица Яромира и вернулась к штопанью. Когда она закончила, солнце уже совсем зашло за горизонт, отчего в доме стало значительно темнее. Девушка встала, чувствуя, как затекла от неудобной позы спина и болят от напряжения глаза, и запустила небольшой шарик с тёплым чуть тусклым светом под потолок. Она критически осмотрела получившуюся работу и кивнула будто самой себе. Спрятав всё в сундуки, Есения заметила, что Яромир лежит лицом к стене и как-то очень тихо себя ведёт. Тихо подойдя на цыпочках, она обнаружила, что тот… уснул. Должно быть, размышления, тишина и темнота сделали своё дело. Была только одна «небольшая» проблема — лекарства. Если он перед сном не выпьет отвары, то на утро ему будет очень и очень плохо и больно.

Наскоро закинув в печь дров и дождавшись, когда они загорятся, Есения набрала воды в один большой горшок доверху и поставила их в печь. Она накинула сверху шаль и, не забыв хорошенько укутаться и надеть валенки, поспешила в кладовую за едой. Пшённой крупы утром взяла совсем мало, отчего готовить ужин сейчас было банально не из чего. И сейчас ей хотелось ароматной гречневой каши с овощами, для которой Есения всё и взяла: крупу, морковь, лук и сливочного масла. Это был крайне ленивый рецепт, который очень спасал в особо голодную пору. Правда всё тогда томилось в общей на комнату мультиварке, а за её использование приходилось делиться.

Обжарив до золотистости лук и морковку до мягкости на сливочном масле и не забыв посолить, она принялась укладывать в горшок эту смесь вместе с гречкой вперемешку. А залив это всё подогретой уже водой, накрыла крышкой и отправила в печь, томиться. В обычной жизни она бы гречку хорошенько промыла, но в этой не было необходимости, в ней не было столько всякого технического мусора.

Когда оставшаяся вода закипела, Есения залила привычные травы для двух отваров и, дождавшись, когда они дойдут до нужного состояния, слегка разбавила их более холодной водой. Девушка мягко коснулась плеча мужчины, на что тот встрепенулся и открыл сонные и полные непонимания глаза, а сам явно напрягся. Он только недавно заснул или ей удалось попасть в быструю фазу сна.

— Что?.. Что случилось?..

— Ты уснул, не выпив отвары. Нужно это сделать, — отвечала ему нежным и ровным тоном Есения, как будто успокаивая.

— Хорошо…

Яромир широко зевнул, садясь на кровати и потирая заспанные глаза. Его взгляд долгое время был расфокусирован, пока наконец не привык. Он выпил, скривившись от горечи, отвары и устроился на подушках поудобнее, смежив веки. Тело явно хотело обратно, в сладкие сны, откуда его вырвали.

— Есть хочешь?

— А пирожки остались?

Вместо ответа ему на колени была поставлена миска с оставшимися тремя пирожками. Он благополучно принялся поглощать их, пока Есения с нескрываемым удовольствием уплетала вкуснейшую гречку прямо из горшка ложкой, дуя на неё и слегка шипя от того, насколько она горячая. Когда они оба закончили есть, девушка забрала миску и отнесла её в ванную, в таз с остальной посудой. Выйдя из ванной, она, недолго порыскав в сундуке, снова хлебнула вчерашней настойки, на этот раз меньше, отчего просто поморщилась и поспешила убрать бутылку с ней обратно.

— Есения, а ты знаешь какие-нибудь сказки?

— Сказки?.. — недоумённо спросила девушка. — Младшим в детстве рассказывала, многие из них ещё помню. А что?

— А можешь рассказать мне какую-нибудь?..

— Странная просьба, не находишь? — произнесла она, садясь на край кровати, у его ног. — Тебе разве в детстве не рассказывали? Матушка или няня?

— Нянюшка рассказывала может, да только ничего не помню уже, — пожал плечами Яромир. — Меня в трёхлетнем возрасте отдали дядьке, на воспитание ратному делу. Не до сказок мне было. Я их-то увидел в первый раз в книге, которую ты мне