Флора Спир - Гимн Рождества
Когда-то это была комната для гувернантки, а теперь нечто среднее между помещением для прислуги и комнатой, куда можно поселить какую-нибудь незначительную особу, когда Марлоу-Хаус бывает переполнен гостями. Комната находилась в передней части дома, и из двух ее окон открывался вид на сквер, который в летнее время выглядел очень симпатично – деревья, трава, цветник, кованая ограда. Сейчас в центре сквера стояла елочка, украшенная в честь рождественских праздников. В тумане и измороси раннего вечера весело горели разноцветные лампочки. Погода скорее напоминала начало ноября, День всех святых, чем Рождество. Если бы Кэрол верила в привидения, она сказала бы, что сейчас для них самое время. Но она в них не верила. Кэрол вообще почти ни во что теперь не верила. Она задернула занавеси, чтобы отгородиться от веселого праздничного зрелища.
Горничная Нелл уже была в комнате и разводила огонь в камине. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на потолок и на стены. Обстановка была очень простая. В комнате стояла старомодная кровать с четырьмя колонками, между которыми гордо висели занавески из потертого бархата. Пыль и затхлый запах старой ткани время от времени вызывали у Кэрол приступы чиханья, так что вскоре после водворения в Марлоу-Хаус Кэрол сама убрала эти занавески. Кроме кровати, в комнате был комод, письменный стол со стулом, а у камина – кресло с подушечкой для головы. Завершали обстановку торшер, скамеечка для ног и столик, располагающиеся вокруг каминного кресла. Ванная была через три двери, пройти туда можно было только через холл.
Кэрол не заботило, что в комнате не было никаких безделушек, что кровать без занавесок выглядела голой, что зеленое покрывало и старый турецкий ковер порядком истрепались. С чего это она будет тратить с таким трудом заработанные деньги на легкомысленные украшения? Спартанская нагота комнаты соответствовала ее подавленному состоянию, хотя Кэрол не считала себя подавленной. Она считала себя человеком, сохранившим трезвость взгляда среди постигших его несчастий.
Поскольку никаких дел на этот вечер у нее больше не было, она сняла скромное темное платье и туфли на низком каблуке и надела фланелевую ночную сорочку и теплый купальный халат.
Появилась Нелл с подносом:
– Ваш обед, мисс Симмонс. Вы собираетесь ложиться так рано? Не хотите спуститься вниз и пообедать с нами вместе? В кухне ведь куда приятней, да и теплей. Вы замерзнете здесь наверху совсем одна.
– Не хочу. – Кэрол жестом указала девушке поставить поднос на столик у каминного кресла. – Больше ничего не надо, Нелл.
– Не стоило бы вам так много бывать одной. – Нелл нисколько не обиделась, что Кэрол говорила с такими же интонациями, что и леди Августа, когда обращалась к горничной. Ничья сдержанность не могла остудить молодой пыл, исходивший от Нелл; ее широкое розовое лицо выражало только заботу о Кэрол. – Особенно сегодня вечером не нужно бы вам сидеть здесь одной. После похорон и всякого такого.
– Я устала. Я хочу побыть одна.
– Ну тогда ладно, если вы так думаете. Но завтра вы должны прийти на кухню и присоединиться к нам. Мы задумали устроить небольшой пир на Рождество, пока мы все еще тут. И вас приглашаем. Ладно, спокойной ночи, мисс. Спите хорошенько.
– Доброй ночи, Нелл.
Как частенько замечала леди Августа, Нелл не знала своего места в иерархии слуг. В высшей степени неуместное дружелюбие девушки леди Августа считала признаком упадка эпохи. Во времена леди Августы прислуга знала свое место. Если бы старая дама услышала приглашение Нелл, она, вероятно, заявила бы, что компаньонка леди не должна получать приглашение на кухню, чтобы разделить рождественскую трапезу со слугами. Кэрол не полностью разделяла аристократические взгляды леди Августы. Просто ее не интересовали никакие праздники – ни на верхних, ни в нижних этажах дома.
Кэрол села у огня, поставила ноги на скамеечку и взяла тарелку с дымящимся супом. Мисс Маркс была отличной кухаркой. Ограниченность средств, отпускаемых леди Августой на продукты, заставляла ее не опускать руки, а бороться. Кэрол черпала ложкой густой куриный суп с тонко нарезанными грибами и размышляла о том, так же ли хорошо питается прислуга, как она. Подняв куполообразную металлическую крышку над блюдом, она обнаружила внушительную порцию курицы с горохом, нарезанной кубиками свеклой и горсткой риса. Кусок яблочного пирога в сопровождении большого чайника завершал обед.
– Глупая экстравагантность.
Она что же, разговаривает вслух? Нет, конечно. Но кто кроме нее мог сделать это замечание? Все было тихо, только потрескивал огонь в камине. Кухня была слишком далеко, и никакой шум оттуда не мог достичь ее комнаты.
Равно как никто не услышал бы ее криков. Сказав себе, что она действительно сверх меры утомлена, Кэрол не обратила внимания на странный холодок, пробежавший у нее по спине. Она закрыла крышку над блюдом с курицей, чтобы та не остыла, и принялась доедать суп. Конечно, у нее были основания нервничать, но вовсе не потому, что она была одна на верхнем этаже большого старого дома. Ее дальнейшие перспективы могли встревожить кого угодно. Что ей делать, искать работу в Лондоне? Или потратить немалые деньги, вернуться в Нью-Йорк и попробовать устроиться там? Будучи компаньонкой леди Августы, она самостоятельно научилась печатать и придумала некую простейшую стенографическую систему, так что теперь она могла бы, скажем, вести деловую переписку. Но Кэрол не надеялась, что эти навыки существенно помогут ей в огромном мире за пределами Марлоу-Хаус.
Почему, ради всего святого, родители не обучают своих дочерей уже в юности делать что-нибудь полезное? Мать Кэрол была слишком погружена в общественную жизнь, а отец занят делами и зарабатыванием огромных денег, и они не могли уделять дочери достаточно внимания. Все свое детство и юность Кэрол плыла по течению, без всяких целей и устремлений. От нее требовали только, чтобы она выглядела привлекательной, была вежливой и не создавала родителям проблем. У нее были светло-каштановые волосы, вьющиеся от природы, ясные серые глаза, округлые формы и довольно спокойный характер, поэтому хлопот с ней не было никаких.
– За все это я теперь расплачиваюсь, – пробормотала она, глядя в тарелку с супом. – Моя жизнь была сплошными каникулами, которые кончились перед самым Рождеством шесть лет тому назад. И что я теперь? Если бы у меня был миллион долларов! Нет, десять миллионов! Это совсем немного по сравнению с теми деньгами, которые папа заработал для себя и для других.
– И что бы ты с ними сделала?
– Что? Кто это сказал? – Она чуть не пролила суп, резко выпрямившись и оглядывая знакомую комнату. Конечно, она никого не увидела. И слов никаких она не слышала. Просто ветер зашумел в дымоходе. Кэрол опять откинулась на спинку кресла, собрав у горла отвороты халата. Она опустила ложку в тарелку. Если не съесть этот суп сейчас же, он совсем остынет, не говоря уже о курице и овощах. Они все еще ожидали на блюде.
