Ученица Волхва - Иван Тарасов
Они двинулись в путь, ведя за собой жемайтов. Где-то впереди, за холмами, ждал Светлояр — город, где свет и тень учились танцевать вместе. А позади, в Мещерской чаще, каменные глаза всё смотрели им вслед.
* * *
Озеро Светлояр лежало перед ними, словно забытая слеза земли. Вода мутная, берега поросли осокой, а ветер гнал по поверхности рябь, напоминающую морщины на лице старика. Жемайты молча смотрели на болотце, не понимая, куда их привели. Даже Арина сомневалась — неужели это место силы?
Финист усмехнулся, заметив её скепсис. Он поднял руку, где на запястье чернели руны: Светлояр.
— Друг, — произнёс он, и руны вспыхнули синим пламенем.
Воздух дрогнул, как шёлк под ножом. Осока превратилась в мраморные ступени, вода — в зеркальную гладь, отражающую белокаменные стены. Золотые купола монастыря взмыли к небу, а у подножия холмов дымились костры, где волхвы в плащах с вышитыми змеями толкли травы в медных ступах.
— Город-оберег, — прошептала Арина, заворожённая.
У врат, высеченных из камня с двойным ликом — крестом и древом жизни, их встретила стража. Двое воинов в кольчугах, чьи нагрудники сверкали серебряными рунами.
— Имена и цель, — потребовал старший, щит с молнией Перуна намертво прижат к груди.
— Арина Сухонская. Финист, гонец Чернобора, — ответил тот, указывая на жемайтов. — Рабы. Их разум скован чарами.
Стражи переглянулись. Младший, парень с лицом, ещё не знавшим бороды, коснулся ошейника одного из пленников. Железо дрогнуло, испуская дымок.
— Отведём к волхвам. Развяжут узлы, — кивнул старший. — А вам — в рощу Макоши. Дева ждёт.
Главная улица Светлояра бурлила, как котёл на зимнем празднике. Здесь смешивалось всё:
Венецианские купцы в бархате торговали стеклом с острова Мурано, их речь пестрела диковинными словами. Северные охотники в лосиных плащах меняли клыки моржей на амулеты с рунами. Монахини в белых одеждах несли иконы, а рядом жрицы Макоши в венках из полыни бросали в воздух лепестки мака — «для ублажения духов».
Дети запускали бумажных журавликов с молитвами. Один приземлился Арине на ладонь, но рассыпался, коснувшись оберега.
Роща Макоши встретила их шепотом листьев. Каменные идолы с лицами, стёртыми временем, стояли меж берёз, увитых лентами. У озера, где вода была прозрачнее слезы, ждала Дева — девушка в плаще из серебряных нитей, лицо её скрывала вуаль с вышитыми звёздами.
— Пора, — сказал Финист, глядя на закат. — Чернобог ждёт отчёта.
Арина кивнула, но в горле стоял ком. Они прошли столько вместе…
— Вернёшься?
— Ко смотринам, — ухмыльнулся он, уже превращаясь в сокола. — Не пропущу, как ты князя очаруешь.
Перья взметнулись вверх, и птица исчезла в багряном небе. Арина осталась с Девой, чьи пальцы сплетали новую нить в пологе Светлояра — нить, что, быть может, соединит её судьбу с судьбой Руси.
А на дне озера, в отражении ушедшей Рязани, зазвенели мечи. Прошлое напоминало: война ещё не закончилась.
Осень — Зима 1546 года. Роща Макоши.
Первый луч солнца разрезал иней на ветвях ясеня, под которым Арина стояла на коленях. Ладони её, исцарапанные шипами боярышника, дрожали над чашей с застывшей кровью. Жрица Ульяна, чьё лицо скрывала маска из берёсты с прорезями в форме полумесяца, водила её пальцами по поверхности жидкости.
— Кровь помнит всё. Заставь её рассказать о том, кто её пролил, — голос Ульяны звучал, как скрип льда под сапогом.
Капля пота скатилась по спине Арины. В чаше мелькнуло лицо — ливонец-демон, превращённый в камень. Его губы шевелились: «Ты следующая». Чаша треснула, кровь хлынула на снег, окрашивая его в чёрный цвет.
— Снова неудача, — Арина сжала кулаки, чувствуя, как горячие слёзы смешиваются с потом. — Я не могу…
Ульяна сорвала маску. Её собственное лицо было покрыто шрамами-рунами.
— Слёзы — вода для ростка силы. Плачь. Но потом вставай.
….
На поле за рощей звенели мечи. Арина, в кольчуге, сплетённой из серебряных нитей Макоши, парировала удар деревянным мечом. Её противник — Витовт, воин-волхв с глазами цвета грозового неба — смеялся, легко уворачиваясь:
— Ты бьешься, как испуганный заяц! Меч — продолжение твоего гнева. Чувствуешь его?
Его клинок впился ей в ребро, даже через доспех. Она рухнула на колени, выплёвывая кровь.
— Гнев… у меня его нет, — прошептала она, вспоминая лицо дяди Василия, продавшего её в монастырь.
— Врёшь, — Витовт поднял её за подбородок. — Ты горишь изнутри. Научись направлять огонь.
К полудню она уже попадала стрелой в соломенное чучело с тридцати шагов. Руки дрожали, но жрица-наставница, обернувшаяся ворóной, каркала с ветки:
— Ещё! Пока пальцы не примерзнут к тетиве!
* * *
В часовне Покрова Пресвятой Богородицы, где фрески с ликами святых соседствовали с вырезанными на дубовых панелях символами Рода и Велеса, Арина стояла на холодном каменном полу. Игуменья Марфа, в чёрном облачении, вела вечерню:
— Господи, спаси рабу Твою Арину от искушений тёмных…
Арина повторяла слова, но язык заплетался. В кармане её платья жужжал янтарный амулет Макоши, словно сердился. После службы Марфа взяла её за руку:
— Ты думаешь, мы разрываем тебя? — в её глазах светилась грусть. — Бог и Макошь — два крыла одной птицы. Научись летать на обоих.
Вечером, разбирая псалмы, Арина обнаружила на полях Псалтири рисунки: знаки плодородия, сплетённые с крестами. Кто-то из предшественниц тоже пытался соединить несоединимое.
….
Пещера, освещённая светлячками в хрустальных сосудах, пахла миррой и маслом жасмина. На шкурах медведя лежал Ярослав, наставник-волхв, его тело покрыто татуировками, изображающими звёздные карты.
— Страсть — это мост между мирами, — он провёл пальцем по её ключице, и мурашки пробежали по спине. — Ты не отдаёшь, а… обмениваешься.
Его губы коснулись её шеи, а руки скользили вдоль бёдер, будто читая невидимые письмена. Арина зажмурилась, пытаясь отключить ум, но тело отвечало само — тепло разливалось от живота к кончикам пальцев.
— Хорошо, — прошептал он, когда её дыхание участилось. — Теперь веди сама.
Её пальцы распустили пояс его халата, коснувшись шрама над сердцем. Внезапно он вздрогнул, и в пещере запахло дымом.
— Ты видишь слишком много, — он отстранился, закутавшись в ткань. — Урок окончен.
* * *
Ночь: Зимнее солнцестояние
У Озера Годов, где лёд был прозрачнее стекла, Арину обнажённую повели по кругу из тринадцати факелов. Жрицы в масках зверей пели на языке, забытом даже духами:
— Кровь девы — ключ. Боль — дверь.
Лезвие из обсидиана скользнуло вниз, и она вскрикнула, но звук замер в горле. На льду расцвёл алый цветок, а тело наполнилось странной лёгкостью — будто с неё сняли железные цепи.
— Теперь ты свободна
