Над словами (СИ) - Иолич Ася

– Ну что, приятели, видимо, закончилась наша пирушка, – донёсся до неё грустный голос Верделла. – Ну, ничего, зато вино было хорошее.

Он так же побрёл наружу, кинув взгляд наверх и недоуменно сморщившись, будто спрашивая у Аяны: "Что вы творите?", а за ним потянулись заинтересованные и вполне довольные камьеры, слегка опечаленные, правда, тем, что на столе ещё осталось что-то съестное.

Наконец дверь закрылась за последним из них. Аяна быстро спустилась вниз, как раз в тот момент, когда Конда закрывал за собой двери в сад.

– Теперь ты объяснишь мне, зачем?

Он покачал головой, осторожно снимая голубой парик с её волос.

– Такая страсть не должна пропадать впустую, – сказал он, целуя её. – Я под впечатлением. Пойдём и помиримся. Срочно.

28.Ты разрушил свою жизнь

Любопытство разбудило её на рассвете. Она лежала, рассматривая ладонь Конды в том месте, где когда-то давным-давно её прочертил нож, нанося новую линию среди линий его судьбы, и гадала, какая из них привела его в долину три с половиной года назад.

Он спал, большой и горячий, его грудь мерно вздымалась. Аяна просто лежала, любуясь на него, но любопытство не давало ей покоя. Она поёрзала, придвигаясь к нему поближе, и нежно потрогала левое ухо, краешек которого безжалостным броском метательной пластины отрезала больше полугода назад.

Конда, не открывая глаз, резко схватил её за руку и прижал, переворачивая на спину, к постели.

– Конда... – пробормотала она, когда он отпустил её губы. – Я думала, ты спишь!

– Ты снилась мне. Ты была в моей голове, а потом оказалась ещё и снаружи. Это было чудесно, – сказал он сонно. – Сразу и внутри, и снаружи. Я тоже так умею. Так, но немного иначе. Смотри.

За окном светлело, медленно, но неотвратимо наступал новый день, пасмурный и тихий. Кипарисы стояли неподвижно под жемчужно-серым небом, похожим на лист, с которого не до конца сдули мелкие крошки грифеля. Внизу хлопала дверь в сад, пропуская Тарделла, который носил в дом воду и дрова, за окном протарахтела тележка молочника, а за ним – посыльного от бакалейщика.

Аяна лежала с закрытыми глазами, отказываясь признавать наступление утра.

– Кира, принести воду?

Ну вот оно и началось. Аяна села, спустила ноги с кровати и зевнула.

– Спасибо, я схожу в купальню.

Холод горного озера обжигал кожу, маленький таз тёплой воды едва ли мог согреть после её суровых прикосновений. Аяна вошла на кухню к Луси, запахивая синий плащ, и стояла у очага, отогреваясь.

– Кир так и не сказал? – спросила она с улыбкой, на что Аяна помотала головой. – Ну ладно. Тут остатки вчерашнего пиршества. Кира желает?

Кира желала. Сочный пирог с овощной начинкой, ачте и сладкое, изумительно вкусное и ароматное печенье с изюмом, на которое никто не претендовал по непонятной причине, здорово скрашивали ожидание Конды.

Но её ждало разочарование. Конда спустился с полотенцем и вернулся из купальни, вытирая мокрые волосы, сел за стол с загадочным видом и занялся своим завтраком, ничего, ну просто ничегошеньки не рассказывая.

– Ты же не просто так распускаешь слух, что мы поссорились, – сказала наконец Аяна, которой надоело играть в гляделки, потому что его широкая улыбка не давала ей никакой возможности сдержаться и не улыбнуться в ответ. – Ты пригласил их сюда и подпоил, и они все тем же вечером растрезвонили это по округе. Ты думаешь, Пулат поверит в то, что я выгнала тебя? Хотя... Пустоголовая Ондео действительно могла бы.

– Подожди, любовь моя. Ты всё узнаешь. Я съезжу к Пулату, буду вечером.

День был долгим, очень долгим. Кимат носился с горящими глазами и продолжал примерять свои деревянные ключи ко всем дверям, а Ишке пытался утащить со стола кусок курятины, и на какой-то раз у него всё же получилось. Вараделта бранила его, высунувшись в окошко, Луси сидела, хихикая, а Аяна ждала.

Наконец Конда приехал. Аяна услышала стук копыт Кестана, которого Арчелл уводил в конюшню за рощей, и сбежала вниз по лестнице.

– Я ещё даже не вошёл, – сказал Конда, почти сбитый с ног прямо на пороге. – С каждым разом ты всё напористей и целеустремлённей. Пойдём в дом.

Он сидел напротив Аяны на кухне, улыбаясь так, что у неё всё внутри начинало потихоньку загораться.

– Ты помнишь, что ты моя жена? – спросил он. – Помнишь? До сих пор поверить не могу. А ну, погоди-ка. Я ворвался, когда вы отмечали окончание работы над учебной книгой, и принялся вдумчиво тебя наказывать, а ты, между прочим, не допила своё вино. Бери стакан. Пойдём.

Он быстро спустился в погреб и вышел с бутылкой красного.

– Ты расскажешь мне, в какой игре я участвую? Или мы будем только пить? – улыбнулась Аяна.

– Всему своё время, любовь моя, сердце моё.

Он откупорил бутылку и налил вино в стакан, потом медленно вынул гребни из её волос и поцеловал.

– Так. Подожди меня тут. Надо кое-что сделать.

Он поставил стакан у окна и вышел.

Минуты текли бесконечно. Аяна ходила по комнате, опять чего-то ожидая, потом остановилась и нахмурилась. Чего ей спокойно не сидится? Весь день ведь бродила.

Она залезла на кровать, глядя сквозь занавес балдахина, полупрозрачный, сине-зелёный, на дверь. Он сейчас придёт.

Вино было сладким, как предвкушение его поцелуев и раскрытия вчерашней тайны. Аяна сидела, напевая песенку о винограднике, который привлекал влюблённых пташек.

– Иди сюда, – сказала она, отставляя стакан, когда он наконец вошёл. – Я устала тебя ждать.

Конда замешкался в дверях.

– Я мечтал о тебе с того дня, как впервые увидел, – сказал он каким-то чужим голосом, и Аяна замерла. – Я думаю о тебе днями и ночами тоже. С тех пор, как я увидел, как вы с ней касаетесь друг друга... Не мог забыть! Как я рад, что ты тоже ждёшь меня!

Аяна не просто замерла. Она оцепенела, всматриваясь. Это был не Конда. Это был какой-то чужой мужчина, ниже ростом и плотнее, и он направлялся к кровати, закрыв за собой дверь.

Он отдёрнул занавески балдахина, и в этот момент Аяна завизжала. Она крепко зажмурилась и визжала, визжала так отчаянно, что из глаз полились слёзы, а мужчина, скорчившись, зажал уши руками.

– Кто ты? – пробормотал он, выбрав момент, когда Аяна набирала воздуха, чтобы продолжить визг.

– Она моя жена, ты, подонок! – заорал Конда, пинком распахивая дверь. – Что ты делаешь тут с моей женой?!

Аяна открыла глаза.

Полла! Далгат Полла!

– А ну говори, зачем вломился к моей жене? – орал Конда, вцепившись в борта его камзола. – Отвечай!

– Это... Это какая-то ошибка! – пролепетал Полла. – Я... Я думал...

Он судорожно оглядывался на Аяну, сидящую на постели, и она закрыла лицо руками, ужасаясь происходящему и одновременно пытаясь не рассмеяться. Что он творит?!

– А ну пойдём поговорим, – прорычал Конда. – Пошёл! Мерзавец!

Он вытащил Поллу за дверь, и Аяна метнулась за ними, прижимаясь к ней ухом и отчего-то вспоминая Като.

-...что это Ондео! – воскликнул Полла.

– Ты вломился к моей жене! Ты ответишь за это! Выметайся! Мне нужно перекинуться парой слов с Пулатом... Если ты что-то ляпнул про Ондео при моей жене – тебе конец, ты понял?

– Прошу! – взмолился Полла. – Только не Пулат! Я всё сделаю, только не говори ему, кир Пай! Он разрушит мою жизнь!

– Ты сам разрушил её, Полла! – воскликнул Конда чуть тише. – Твоя репутация давно висит на волоске. Ты слышал, из какого рода моя жена. Когда ты сейчас вломился туда, наверх, и напугал мою любимую, ты подписал себе приговор. Пощады не будет! Прощайся с репутацией!

Хлопнула входная дверь, и Аяна бросилась к окну. Конда, почему-то слегка прихрамывая, спешил к воротам, а за ним бежал, хватаясь за грудь, кир Далгат. Наконец у самых ворот они остановились, и после недолгой, но горячей беседы с резкими взмахами рук и хватанием за вихры Далгат удручённо побрёл за ворота, а Конда широкими шагами понёсся в дом.

– Конда, у тебя нога болит? – встревоженно кинулась Аяна к нему. – Ты хромал!