Немилосердная - Кэрригер Гейл

— Я сама найду дорогу, — сказала она надоедливой девчонке, а потом добавила: — Ваша хозяйка меня ждет.

Это было, конечно, чистой воды вымыслом, зато помогло угомонить строптивицу. К счастью, у той хватило присутствия духа перевернуть табличку на дверях так, чтобы на улицу смотрело слово «закрыто», и запереть магазин, поэтому никто не увидел, как леди Маккон исчезла в стене.

Мадам Лефу обнаружилась в своей мастерской. Она выглядела еще более усталой и нездоровой, чем во время предыдущего визита леди Маккон, если, конечно, такое вообще возможно.

— Силы небесные, Женевьева! Врач из-за сущей ерунды отправил меня в постель на целую неделю, но у вас такой вид, что он поместил бы вас туда на целый месяц. Не поверю, что этот ваш проект настолько важен, чтобы, завершая его, вы угробили свое здоровье.

Изобретательница бледно улыбнулась, почти не отрывая глаз от работы. Она трудилась над каким-то узлом двигателя, разложенным перед ней на металлическом ящике. За спиной француженки возвышался похожий на шляпу-котелок агрегат, который выглядел вполне завершенным, хотя, вероятно, так только казалось. Агрегат был как минимум в три раза массивнее лорда Маккона, а его подвижная камера теперь стояла на многочисленных подпорках, напоминавших щупальца.

Алексии подумалось, что подруге, вероятно, просто необходимо так напряженно сосредоточиться на работе, чтобы отвлечься от грядущей в скором времени окончательной смерти любимой тетушки.

— Ну и ну, страшновато выглядит эта штука, правда же? Как вы собираетесь вытаскивать ее из мастерской, Женевьева? В двери она ни за что не пролезет.

— Да в нем все держится на соплях. Я потом его разберу и извлеку отсюда по частям. У меня есть договоренность с «Пантехниконом» провести последнюю стадию работы и отладку в их производственном помещении.

Француженка встала, выпрямилась и впервые за все время обернулась к леди Маккон. Потом, вытирая перепачканные машинным маслом руки куском ветоши, направилась к своей гостье, чтобы как следует поздороваться, и нежно поцеловала ту в щеку. Этот поцелуй напомнил Алексии, как трогательно подруга заботилась о ней в прошлом.

— Вы уверены, что ни о чем не хотите со мной поговорить? Уверяю, я нема, как могила; дальше меня информация не пойдет. Неужели я ничем не могу вам помочь?

— Ах, дорогая моя, как я вам признательна за предложение, но увы! — и мадам Лефу отступила, ссутулив изящные плечи.

Алексия задумалась, не добавилось ли к несчастьям подруги еще каких-нибудь.

— А что, Джанел не спрашивал снова о своей настоящей маме?

Раньше они с Женевьевой обсуждали подобные темы. Рассказ о насильственной смерти Анжелики лег бы тяжелым грузом на плечи впечатлительного мальчика. Как и информация, что бывшая горничная была его биологической матерью.

Мадам Лефу вздернула свой нежный подбородок:

— Я его настоящая мама.

Леди Маккон прекрасно понимала, почему она обороняется.

— Однако, должно быть, тяжело не рассказывать ему об Анжелике?

На щеках Женевьевы слабо наметились ямочки.

— Так Джанел знает.

— Ничего себе! И как же он…

— Я предпочла бы не разговаривать сейчас на эту тему, — выражение лица изобретательницы всегда сложно было истолковать, а сейчас она окончательно замкнулась. Ямочки на ее щеках исчезли с той же скоростью, что и спаниели, умчавшиеся за водяной крысой.

Хоть Алексию и опечалила такая ледяная сдержанность, она тем не менее с уважением отнеслась к пожеланию подруги.

— На самом деле у меня есть вопрос, по которому я хотела бы с вами проконсультироваться. Недавно мне стало известно, чем занималась в прошлом ваша тетушка. Оказывается, она наладила выпуск автоматических чайников, как я понимаю, совершенно особенных. С никелевым покрытием.

— Правда? Когда же это было?

— Двадцать лет назад.

— Тогда, боюсь, я вряд ли смогу это вспомнить. Конечно, не исключено, что так оно и было. Мы можем попытаться поговорить об этом с тетушкой или посмотреть ее записи. Но предупреждаю, с ней непросто, — и она переключилась на свой превосходный певучий французский: — Тетушка Беатрис?

От стены неподалеку отделилось, мерцая, призрачное тело, которое выглядело хуже, чем в прошлый раз. В нем едва можно было опознать человеческую фигуру, таким туманным оно стало из-за разрушающихся внутренних связей.

— Слышу ли я свое имя? Слышу ли я колокола? Серебряные колокольчики!

— Она превратилась в полтергейст? — тихо, сочувственно спросила Алексия.

— К сожалению, почти полностью. Но моменты просветления у нее случаются, так что она не совсем еще для меня потеряна. Давайте, попытайтесь задать ей вопрос, — искаженным от душевной боли голосом проговорила Женевьева.

— Прошу меня простить, былая Лефу, но не припомните ли вы особого заказа на чайник двадцать лет назад? С никелевым покрытием, — Алексия добавила еще кое-какие подробности.

Призрачная дама, проигнорировав ее, взлетела под потолок и повисла над верхней частью творения своей племянницы, вытянувшись так, что казалась теперь грубым подобием какой-то тиары. У Женевьевы вытянулось лицо.

— Давайте я лучше проверю, сохранились ли ее старые записи. Думаю, я могла прихватить их с собой, когда мы переезжали.

Пока мадам Лефу копошилась в дальнем углу своей громадной лаборатории, былая Лефу снова спустилась к Алексии, будто притянутая к ней против воли. Призрачная дама явно начала терять контроль над связью частиц своего прозрачного тела — последняя стадия перед непроизвольной дезанимацией. По мере ослабевания умственных способностей она забывала, что была человеком, забывала, как некогда выглядела. Во всяком случае, так предполагали ученые: теория преобладания умственного контроля над физическим снискала у них популярность.

От призрачной фигуры в окружающий эфир струились перистые туманные завитки, тянувшиеся к леди Маккон. Запредельная сущность Алексии воздействовала на остаточные связи тела призрака, разрывая их. Смотреть на это было жутко; так мыльная пена на поверхности воды, кружась, утекает в слив.

Казалось, призрачная дама с интересом наблюдает за феноменом собственного разрушения. Но потом она вспомнила о своей сущности и подалась назад, снова собираясь воедино.

— Запредельная! — зашипела она. — Запредельная женщина. Что ты… Ах да, ты — та, кто это остановит. Все это. Ты.

Потом ее отвлекло нечто невидимое, она закружилась, отплывая от Алексии и продолжая что-то бормотать себе под нос. За тихим бормотанием Алексия легко могла представить себе высокий пронзительный вой, в который в конце концов превратятся все эти вокализации — последний вопль умирающей души.

Алексия покачала головой.

— Бедняжка, до чего печальный конец. Такой неудобный.

— Ложный след. Ложный след! — невнятно выдала былая Лефу.

Вернулась мадам Лефу. Она так погрузилась в свои мысли, что прошла прямо сквозь тетушку.

— Ох, тетя, извини, пожалуйста. Алексия, я прошу прощения. Мне никак не удается отыскать ящик, в который я сложила все эти записи. Дайте мне немного времени, надеюсь, я смогу найти что-нибудь к вечеру. Вас это устроит?

— Конечно, и большое спасибо за попытку.

— А теперь, надеюсь, вы меня простите, потому что мне действительно нужно поскорее вернуться к работе.

— Да, разумеется.

— А вы должны вернуться к своему мужу. Он вас ищет.

— Он? Ищет? Почему вы так решили?

— Я вас умоляю, Алексия, вы встали с постели и бродите, хромая, неизвестно где, практически готовая разрешится от бремени. Зная вас, я совершенно уверена, что так не годится. Следовательно, муж должен вас искать.

— Как же хорошо, Женевьева, вы изучили нас обоих!

Лорд Маккон действительно разыскивал свою странствующую жену. Стоило лишь ее карете остановиться перед их новой городской резиденцией, он выскочил через парадную дверь, сбежал по ступеням и сграбастал Алексию в объятия.

Та стоически перенесла его заботу.