Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева
— А теперь то что? — не выдержала я. — Вы ссору братьев на его плечи хотите скинуть или хворь по его следу пустить? — взвилась я от услышанного.
Огнем опалило мои руки и к горлу подошел комок. Шипящей злой силой комок, будто змеями нашпигованный. Не к добру ведьмовской дочке такое чувствовать — могу беду на человека накликать.
— Не заводись, Семислава, — подняла руки Желана. — Не в невзгодах я хотела его обвинить. А сказать, что к слову его местные мужи прислушаются, а ты, как женка его, помоги, разъясни и плечо свое дай. Ему и без твоих слез нелегко пришлось. Пусть хоть на тебя радуется, — мудро изрекла женщина, чем охладила мой пыл.
Жена старосты дальше пошла и не о слухах выспрашивала, а всех успокаивала. Женщины от мала до велика новостям были не рады, боялись завтрашнего дня и все норовили самосудом заняться, ища виноватых. А пара слов мудрой и невысокой женщины их успокаивала.
К кому тихо подойдет, что-то на ухо шепнет, по спине погладит. К дригим с улыбкой, да шуткой подкрадется — разрядит обстановку. Третьим — зычным голосом прикажет слюни и сопли собрать, да в дом бежать ужин готовить.
Не хотела Желана мужа моего обидеть, да вот только я поздно это поняла. Кровь во мне сильная кипит и жар ее куда-то деть надо, а иначе кожа моя сгорит.
"Пусть, как снег эту землю накрывает, слыды заметая и жизнь убаюкивая. Так и недруги, воры, убийцы и треклятые гонцы с недобрыми вестями след к Кондрашевке теряют, на пути к ней вьюгу видят и беспробудным сном засыпают. Слово мое — ключ. Замыкаю".
Руки гореть перестали, а я ощутила себя сонной и вялой. На дворе заполдень уже переварило. Надо домой идти. Дела делать. А мужчины пусть пока думают и гадают.
25
Дома суть да дело, а заботы забрали тяжкие думы. Надо было гостя разместить. Очнувшуюся Ульяну отпоить настоем. На нового Митора полюбоваться.
Марьяша с порога бросилась волчонка искать, а я опосля подошла. Парень лежал с закрытыми глазами. Единственное что было несвойственно человеку — серый хвост, который торчал из-под рубахи и портков. Сам малец исхудал ужасно: кожа да кости. Синий весь, будто навье чудо. Лежит и не шевелится. Только его хвост не хочет попадаться в руки дочери.
— Марьян, пойдем пироги месить? Сделаем с яичком и луком, а Митор пусть отдохнет.
То что парень лежит на полу посередине коридора, а не на кровати, не буду заострять внимание. Я еще не знаю новых рефлексов и эмоций проклятого. Раньше он срывался и был агрессивен, а теперь пока только коврик под ногами изображает. Лучше не будить лихо пока оно тихо.
Дочка, как маленький воробышек, на одной ножке попрыгала на кухню и тут замерла, разглядывая Ярослава. Брат встал и сейчас пил воду. Он выглядел огромным даже для меня, не то что для маленькой девочки.
— Хех, Славка, — хекнул мужчина и посмотрел на племянницу, — познакомь меня с маленькой княжной.
Он присел на корточки, чтобы заглянуть в голубые глазки дочки и тронул ее светлые волосенки.
— Марьяна это, — я улыбнулась.
— Марья Радимовна значит. Знаю о тебе. Полоз говорит о своей крови, — искоса глянул на меня брат.
Дочка поначалу прижухшая под вниманием мужчины, сейчас сама его во все глаза рассматривала. Потом она схватила его огромную руку и погладилась о нее щекой. А затем схватилась за его бороду и стала ее мять.
— У папы другая, — важно сообщила птичка, но ласкаться продолжила.
Яр разразился гулким смехом и поднял малышку над собой. Он начал кружить ее и зычно повторял.
— Дядька я твой, княжна. Брат твоей матери, дочь Полоза. Родная ты мне по крови, как и мать твоя, знающая.
Дочь расставила руки в стороны и смеялась звонкими колокольчиками, теплом и счастьем наполнился мой дом.
Мой дом?
Да.
Здесь столько всего произошло за столь короткое время, что мне уже страшно потерять эти стены. И уходить никуда не хочется. Особенно от Радима. Его образ будто в мою кожу впился и не отпускает. А стоит только вспомнить насколько гармоничны наши силы в момент ласки, так меня сразу теплом обливает.
— Слав, — позвал меня брат, — ей надо образование дать.
— Ну, читать, писать и считать ее в клубе научат. Никто из наших безграмотным не ходит, — посмотрела в глаза колдовские и поняла, что мало этого для моей Марьяны.
Брат видит намного дальше моего и знает что моей дочери в будующем пригодится. Только я непонимаю что за образование можно дать девочке в деревне.
— Что же нужно моей кровиночке? — тихо спросила, заглядывая брату в лицо. — Ты видишь?
— Ты сама в скором времени поймешь, — отчего-то слова мужчины отразились грустью в его глазах.
Он еще раз крепко обнял Марьяну и улыбнулся мне, будто попытался подбодрить.
Тяжелыми мне показались его предположения. Камнем они легли на сердце, но сделать я ничего не могла. Чувствую, что с дочерью мне попрощаться в скором времени придется. Неспокойно материнским чувствам, но против колдовских слов ничего не сделаешь. Нужно прислушаться и постараться дать Марьяне все самое лучшее и сильное, что есть в нашем роду.
Тронула светлые волосенки кровинушки. Вдохнула ее нежный, светлый аромат и прогнав грусть — печаль, весело чмокнула в носик.
— Давай папку ждать? С пирогами дожидаться!
Дочка, притихшая на время разговора, задорно закивала головой и тут же вцепилась в меня своими ручонками. Она будто не обнимала, а цеплялась за меня, боясь что ее оттолкнут или заберут.
Ох, тяжко мне о будущем думать после слов брата.
Надо отвлечься. Срочно!
На запах пирогов выползла Ульяна.
Слабая девичья фигура постаралась быть полезной, но спустя пару минут ее уже трясло от переутомления. Усадила девицу, дала ей сладкий кисель, растерла ее тело и отправила вновь в комнату. Но Ульяна пожелала хоть чем-то помочь мне по хозяйству. Она осталась присматривать за Марьяной, которая стала лепить из теста лесных жителей. В конце дочка слепила шарик с длинными ручками и пожелала отдать фигурку домовому. Девица непонимающе похлопала глазками, но я ей ничего не объяснила.
Расправившись с дворовой работой вернулся Ярослав, а вслед за ним
