Западня - Ева Гончар
— Ваше высочество, полагаю, мне известно, как это проклятие снять, — хриплым голосом сказал Феликс.
Изумлённый принц рассматривал его во все глаза — ясное дело, помятый вид и арестантский наряд Многоликого не остались незамеченными. Оборотень подозревал, что его лицо сыну Джердона знакомо — что-то, похожее на узнавание, во взгляде Акселя, в самом деле, промелькнуло.
— Это ваш возлюбленный, Эрика? — спросил он возбуждённым шёпотом.
— Нет, это просто мой гость, — быстро ответила Принцесса.
— Верно, я просто гость, — подтвердил Феликс.
Следует отдать Акселю должное: ему хватило нескольких секунд, чтобы перейти от растерянности к пониманию — за это время в его голове сложилась картина случившегося, по-видимому, очень похожая на реальную. Он откинулся на диване, скрестил руки на груди и произнёс с мимолётной улыбкой, которой неожиданно напомнил Императора:
— Ничего другого мне и не нужно знать, не так ли? А то, мало ли, начнут задавать вопросы…
Многоликий промолчал, Эрика неопределённо повела плечом, едва прикрытым перламутрово-серым атласом вечернего платья. Аксель, став серьёзным и задумчивым, посматривал то на одного, то на другого и ожидал продолжения. Короткую паузу нарушил Феликс:
— Ваше высочество, вы совершенно правы: принцесса Эрика должна как можно быстрее уехать отсюда вместе с вами, но без своего отца, — обратился он к принцу. — Беда в том, что она с детства уверена: за воротами Замка её ждёт смерть, единственное спасение от которой — магическая защита Короны. И смерть эту нашлёт на неё волшебница Тангрис…
— Но ведь так оно и есть! — вскинулась девушка. — Я же объяснила вам, что Мангана тут ни при чём!
— Тангрис? — Аксель нахмурился. — Я слышал такое имя. Она ведь из наших, имперских магов? Но она…
— …Не убийца! — подхватил Феликс. — Именно об этом я и говорил недавно её высочеству.
Эрика сжала губы.
— У вас есть лупа? — спросил у неё Многоликий.
— Лупа? — удивилась Принцесса. — Возможно. Я поищу…
Она поднялась и, шелестя платьем и сердито стуча каблучками, ушла в кабинет, но вскоре вернулась с большой круглой лупой в бронзовой старинной оправе. Подала её Феликсу:
— Вот, держите, — и снова села на стул, очень прямая и очень бледная.
Глаза у неё были, как два омута тревоги. Аксель, ни говоря ни слова и не меняя позы, наблюдал за происходящим со своего дивана. Многоликий шагнул к Принцессе и попросил со всей мягкостью, на какую был способен:
— Дайте руку, ваше высочество.
Та протянула ему правую руку, отягощённую помолвочным перстнем.
— Не эту… другую.
Кажется, она начала догадываться, к чему он клонит, потому что стала ещё бледнее. Видно было, как лихорадочно бьётся у неё на виске голубая жилка. Феликс бережно взял холодную напряжённую кисть, подавляя искушение согреть дыханием, перецеловать каждый пальчик, и прикоснулся к ажурному платиновому браслету на запястье.
— Откуда он у вас, ваше высочество?
— Папа подарил, — сглотнув, ответила девушка. — На одиннадцатилетие.
— Вы хоть раз его снимали?
— Нет… никогда. Это мой талисман.
— Попробуйте снять?
Браслет, как будто не слишком плотно охвативший хрупкое запястье, двигаться дальше косточки, однако, не захотел.
— В одиннадцать лет мои руки были гораздо тоньше, — неуверенным тоном пояснила Эрика.
— Ну да, — Феликс перевернул её ладонь внутренней стороной вверх. — А рассматривать его вы пробовали?
— Конечно. Я люблю его… удивительно тонкая работа.
— Но ведь не в лупу, не так ли?
Многоликий исследовал браслет кончиками пальцев. Подушечки так и кололо магией, и даже свечение было, правда, очень слабое, сливающееся по цвету с цветом её кожи. Наверное, девочка ещё не умела распознавать магические вещи, когда её заковали в этот наручник… а потом так к нему привыкла, что ничего необычного уже не замечала. Нащупав самую активную точку, Феликс навёл на неё лупу.
— Видите, ваше высочество?..
Принцесса склонила голову и всмотрелась:
— Клеймо мастера — что тут такого?
— А на этом клейме…
— Камыш и стрелы! — ахнула она.
Вырвала руку и прижала её к груди, губы у неё задрожали, тревога в глазах сменилась чистейшей, горчайшей болью обиженного ребёнка, и боль эта была готова сию секунду расплескаться слезами.
— Папа, — прошептала она, — Силы Небесные, папа…
Аксель вскочил и бросился к ней:
— Камыш и стрелы? Что это значит?!
— Это значит, что браслет магический, — пояснил Феликс. — И снять его можно только одним способом — при помощи его собственного ключа. Её высочество говорила, что Мангана не умеет наводить чары на расстоянии, ему непременно нужно цеплять их на какой-то предмет…
Эрика закивала. Из глаз потекли слёзы, которые она вытерла досадливым движением.
— Они придумали это вместе, да, вместе? Отец и Придворный Маг? Чтобы я сидела на привязи и не своевольничала, как мама?
— Может, они просто заботились о вашей безопасности? — предположил Многоликий, хотя и сам не верил в то, что говорил.
— Раньше я думал, что Император — самый деспотичный отец Континента, — с высоты своего роста бухнул Аксель, — но теперь…
«Молчите!» — одними губами предупредил его Феликс, но было поздно: Эрика расплакалась в голос и убежала в спальню.
Мужчины проводили бедняжку взглядами; ни тот, ни другой не решились последовать за ней, чтобы утешить.
— Как же теперь быть? — с виноватым видом спросил Аксель.
— Снять браслет, — пожал плечами Феликс. — Я ведь говорил, что знаю, как это сделать…
— Но ключ?..
— Это не ваша забота. Главное, увезите её отсюда, ваше высочество. Завтра же. Она придёт к Королю без браслета, скажет, что обо всём догадалась и сама сумела избавиться от «подарка». Скажет, что уже взрослая и отныне защищать её будете вы… они, наверное, поссорятся после этого, но тем проще — папаша откажется с вами ехать и останется дома.
— Разумеется, я увезу её, — вздохнул принц.
Стало тихо. Из спальни не доносилось ни звука; Эрика, если и продолжала плакать, всхлипывать себе не позволяла. Вскоре она появилась на пороге, окинула гостей печальным синим взором и набрала воздуху, намереваясь что-то сказать.
— Я принесу вам ключ, обещаю! — опередил её Феликс.
Глава седьмая,
в которой Многоликий возвращает долг, Принцесса принимает спонтанное решение, Придворный Маг делает, что должен, а принц Аксель даёт волю своему авантюризму
Эрике казалось, уже глубокая ночь, так много всего случилось с тех пор, как закончился приём. Однако, когда начали бить замковые часы, она насчитала всего десять ударов — и удивилась бы, если бы сейчас ей было, чем удивляться. Но она была вся, до краёв, наполнена обидой на отца, перемешанной с тревогой и страхом. «Как он мог…
