Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева
— Вперед идите, — осипший голос мужа показался мне чужим. — Калитку открывайте и покрывало выносите. Зверя спрятать надобно.
Он прав. А иначе завтра же слухи о живом волке и охотничьих трофеях Радима по деревне поползут. А если накрыть, то может за хворост сойти.
Дочка вперед побежала, с горочек скатывалась, а в горки на четвереньках ползла. Радостная и довольная девочка была. А я за ней бежала и все в темноту вечера вглядывалась, чтобы не упасть. И совсем забыла лесных навей поблагодарить.
Но тем не до нас было. Они оладьи с кашей жевали, взваром запивали и хлебом прикусывали.
22
Скользко. Не видно почти ничего. Собаки со всех сторон лают, чуют серого. Стоит волчику немного рыкнуть, как самые ближние звери скулить начинают.
Я смотрю на дикого зверя во все глаза, под светом лампадки. Не верится мне, что сейчас с ним совершат древний ритуал. Вот же, он совсем живой, молодой, тощенький, а сколько понимания в его глазах.
Кинула ему обрезки свиные на телегу. Отвернулся. Не взял. Голову на лапы связанные положил и глаза свои желтые закрыл.
— Сестренка, ты бы на стол пошла собирать, — окрикнул меня брат, выйдя из-за угла дома.
Вздрогнула. Оторвала свой взгляд от души звериной.
Колдун выглядел не очень. Устал бедолага кобеля из Митора гонять. Рубаха на нем вовсе разорвана, а волосы взлохмачены.
— А Радим? — я заглянула мужчине за спину и ощутила, как меня братик подтолкнул к крыльцу.
— Иди, иди. Мы под утро придем. Голодные. Холодные. Ты нас накормишь, обогреешь и спать уложишь, — заговорщецки произнес родной и подмигнул мне. — Девке своей скажи, чтобы ждала меня, — ухмыльнулся мужчина.
Пришлось ударить младшенького по груди кулачком. Сделала строгое лицо и пригрозила ему пальцем:
— Толтко попробуй мне девушку обидеть. Я из тебя всю душу вытрясу.
— Она женой моей станет. Так зачем медлить, раз все уже богами решено? — довольно улыбался младшой.
— Это ты видишь будущее, а она настоящим и прошлым живет. Напугаешь ее — не примет. А коли силой возьмешь ‐ проклятье на себя накличешь, — строго напомнила братцу и руки на бедра поставила.
Брат мне низко поклонился, принимая мои слова и считаясь с моими наставлениями.
Все же, это мой младший братик, который в детстве любил со мной играть в прятки. Сейчас он стал старше, вытянулся, окрепчал, бороду отрастил, но все же я узнаю этот озорной блеск в родных глаз, хотя его охрипший голос меня мурашками обдает.
— Иди, хозяйка, — стал он серьезным и заглянул мне в лицо. — К утру готовься, да никого во двор не отпускай.
Меня сковал страх от его многообещающего предупреждения. Я тут же шмыгнула в дом и заперла дверь на засов.
Эта ночь была очень темной и тихой.
Ульяна спала, сморенная жаром. Дочка тихо сопела в кроватке и видела сладкие сны. А вот мне было неспокойно. Чтобы не бездельничать, достала полотно и принялась вышивать новый детский платок. Домовому поставила блюдце с водой и сахарный камушек положила.
За стенами дома даже собаки не гавкали. Тишина меня пугала. Казалось, будто весь мир замер, повинуясь чему-то древнему, могучему и страшному.
В какой-то момент я ощутила, как по моей коже побежали мурашки предвкушения. Я взглянула в окно. В темноте не было ничего видно.
— Везде теперь сила его, — пробухтел недовольный голос рядом со мной.
Обернулась.
Рядом, на лавке, сидел пушистый шарик с длинными руками и неспеша посасывал сахарок.
— Он помогает, — улыбнулась я домовому.
— Помогает. Все помогают. Я тоже помогаю, — причвакивая, говорил дух. — За скотиной смотрел, пока хозяева болели.
— Я заметила, — улыбнулась недовольному навьему духу. — Спасибо. Блюдце чаще ставить буду.
— Тот же, — прошамкал домовой и скатился с лавки, как колобок. — Блинцов мне своих со сметанкой поставь в следующий раз. И тарелочку побольше, а то налила, как украла.
Дух пропал, а я усмехнулась.
Вестись на недовольство навьего люда — нельзя. Иначе они силу свою почувствуют и могут тело человеческое себе забрать, душу выкинув на задворки нави. Но на небольшие уступки пойти не возбраняется. Тарелочку побольше поставлю, а вот блинцы пусть сам научится таскать.
Под утро меня сморил сон и я так и уснула под светом лучины с недовышитым цветком на полотне.
Утром меня будто кто-то толкнул и я ощутила, как брат меня "зовет".
Побежала открывать дверь и застыла, не веря своим глазам. Если бы меня Ярослав в сторону не отставил, то я бы так и продержала его с Митором на пороге.
Удивительно! Как же быстро все пришло в норму после появления брата.
— А где Радим? — просипела я, когда спешно выставила все съестное на стол.
— В бане, — хрипло ответил колдун и развалился на лавке.
Сейчас я могла смотреть на пришедших во все глаза.
Митор был мокрым. В одном одеяле, которое сползло на пояс, когда он набросился на еду. Его тощее туловище напомнило мне истощенного волчонка на возе. Тоненькие руки — веточки, хватали все что лежало на столе и запихивали это в рот. Когда две гусиные тушки пропали в недрах голодного мальчика, я заметила как ребенок стал принюхиваться к тому, что хотел съесть. А через некоторое время он поднял на меня свой взгляд.
На меня смотрели немного грустные и понимающие глаза волка. Вытянувшееся лицо мальчика напомнила мне морду, а его немного хищные и дерганные повадки, напомнили мне осторожного дикого зверя.
— Митор, — тихо прошептала я.
— Он пока обвыкается с новыми чувствами, — подал голос засыпающий брат. — Говорит с трудом. Но он умный мальчик и животное у него не брехливая дворняга теперь. Обвыкнется и все ладно и складно будет. Не трожь его пока. Лучше к мужу своему иди. Ему и тебе тепло нужно. Я с домашними посижу, да домового на двор ходить пошлю.
Почему-то сейчас я не хотела перечить брату и его наставление поспешила выполнить.
Раз Радим в бане, то прихвачу с собой ткани и одежду на замену. В случае, если он ранен после путешествия по лесу — принесу небольшой лекарский наборчик.
Все?
Ярослав лишь загадочно улыбался, пока я спешно собиралась.
— Нитки ты правильно взяла. Наговор не забудь над раной сказать, — не открывая глаз посоветовал колдун и
