Развод со зверем - Анна Григорьевна Владимирова
— Ничего мне не сделают, — покачал он головой. — Задача изначально была неподъемной. А моя клиника нужна Высшим. Они зависят от нас всех не меньше, чем мы от них. Ну, пошумят… Придется пережить несколько неприятных недель. Но потом все войдет в колею. А тебе я должен.
— Несколько неприятных недель и пара десятков неприятных трупов? — скривился я.
— Перестань, — огрызнулся он. — Договорись с Ларой, объясни ей все. Я бы сдал в реабилитационный все равно, но смотри сам. К вечеру сделаю тебе документы.
Я слез с кушетки, морщась от боли.
— Давай добавлю обезбола, — предложил Алан, глядя на меня с сомнением.
— Я тогда отъеду, — тряхнул я головой.
— Ну и отъехал бы. Я все решу.
— Ага, сейчас прям. Делай документы. Я к Ларе.
Но гордо выйти из смотровой не вышло. Я схватился за стенку и поковылял вдоль нее к двери, а потом все вообще пошло кругом перед глазами, и я сполз до пола.
— Каталку мне с бригадой, будьте добры, — донеслось до меня меланхоличное, будто сквозь воду. То, что Алан уже сидит рядом и держит за руку, я понял не сразу. — Придется все же отъехать, друг мой…
— Присмотри за Ларой, — прохрипел я, с трудом усаживаясь и упираясь здоровым локтем в колено.
— Давай переливание крови сделаю…
— Не надо.
— Как с вами, гениями, тяжело, — скрипнул зубами Алан, а в следующую секунду в смотровую уже ворвалась бригада с каталкой.
***
43
***
Я просыпаюсь от собственного стона. Уставшего, хриплого… Кажется, я какое-то время уже постанываю, потому что надо мной склоняется какой-то врач в маске и тревожно смотрит в лицо.
— Лариса Дмитриевна, вы как себя чувствуете?
— Не знаю пока… доложите… то есть… расскажите…
Мысли мечутся, вязнут в тумане. Веду взгляд в бок и на капельницу, обнаруживаю в вене катетер…
— У вас сотрясение и мелкие повреждения.
— Что… что произошло?
Молчание.
— А Ярослав… где он? Он жив?
Я не знаю, почему задаю эти вопросы. Они сами слетают с языка, будто бы только и ждали, когда смогу открыть рот.
— Ярослав Сергеевич жив, скоро подойдет. Не нервничайте, пожалуйста. Вы в безопасности. Что-то беспокоит вас? Можете ответит на этот вопрос?
Я вздыхаю глубже:
— Уберите седатики, и я смогу ответить. Я в порядке. Не нужно меня тормозить…
— Хорошо.
Я откидываюсь на подушку и проваливаюсь в какое-то забытье, хотя пытаюсь смотреть в потолок. Может, даже засыпаю…
— Лариса? Лара?
Трясу головой и хмурюсь, так и не открыв глаз. Болит голова.
— Алан, — шепчу пересохшими губами, — как Ярослав?
— Потерял много крови, но стабилен. Просил добраться до тебя лично и убедиться, что ты в порядке.
— Я пытаюсь соображать, но мне сложно.
И память как-то избранно подкидывает картинки. Вроде бы я помню все… Но не все. Помню, как собиралась вскрыть грудину пациенту Князева. Помню, как двери вылетели с петель и осыпались стеклом. Крик людей и сирены. А еще помню, что с Ярославом что-то случилось, и нужно о нем беспокоиться.
— Томографию дай глянуть, — просит Алан кого-то. Потом наступает молчание, в которое я все же умудрилась разлепить глаза.
— Что там?
— Ничего страшного. Не тошнит?
— Нет.
Алан подкручивает капельницу и садится на кушетку, а я понемного начинаю соображать быстрее.
«Убрал седативное», — отмечаю вяло.
— Ты помнишь, что произошло?
Я перевела взгляд на Алана. Он выжидательно замер на мне взглядом. Кажется, наконец, отпустило.
— Можно воды?
— Конечно.
Он протянул мне пластиковый стакан, и я принялась жадно пить, пытаясь собрать в кучу мысли. Но ощущение легкой атрофии эмоций все же оставалось.
— Я уволилась. Вы в курсе?
— Нет еще, но… — он поморщился, — это не самое важное. Что еще помнишь?
— Как меня позвали в операционную, и я понеслась к пациенту. Помню, что все было плохо, и нужно было его вскрывать. А потом все пошло кувырком — полетели стекла, двери, приборы… они били тревогу… — Я сглотнула и облизала губы, хмурясь. — И Ярослав. Он пытался вывести меня.
Мы замерли взглядами друг на друге, но Алан не давал подсказок. А меня будто шибануло током, когда в голове вдруг вспышкой возникло жуткое воспоминание оскаленной пасти.
— Какой-то зверь ворвался в операционную…
— Да, — кивнул Алан и тяжело вздохнул. — Что еще помнишь?
— Он был странным, — медленно отвечала я, глядя на него, застыв. — И жутким. Не похожим на обычного зверя…
— Это — оборотень.
Я дернула головой, будто пытаясь вытряхнуть из головы услышанное. Будто не разобрала слова, и хотелось попросить повторить четче.
— Мы оперируем в клинике не простых людей, в этом и есть объяснение всего того, что произошло здесь, — спокойно продолжал Алан.
— Вы говорили, что люди непростые, да, — послушно кивала я. — Но…
В горле пересохло несмотря на то, что я только что напилась воды.
— Лара, люди — не одни в этом мире. Не все знают и не всех допускают в реальность. Но ты теперь по другую сторону — ты знаешь.
— Что я знаю? — сдавленно пискнула я. — Где Ярослав?
Меня медленно накрывало паникой, и Князев казался единственным, на кого я могу здесь опереться и вообще доверять.
— Он сейчас под капельницей, — спокойно отвечал Алан. — Не бойся, тебе ничего не грозит…
— А могло?
— Могло. Люди, которые случайно узнают о реальном положении дел, проходят реабилитацию. Они учатся жить в новом мире. Мне вернуть седативное?
— Нет, — мотнула я головой. — Не надо, я в порядке…
По крайней мере, уверенность, что я нужна себе в полном адеквате, окрепла первой. Мысль, что надо срочно соображать и разбираться в происходящем — второй.
— Хорошо. Главное — ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо.
44
Придешь в себя, разберешься в тонкостях. Уверен, ты через все пройдешь быстро. Ты — боец, Лара. Но я все же буду рекомендовать тебе реабилитацию. На специальных курсах людям рассказывают обо всем, с чем придется столкнуться. Но главное для тебя — ты сможешь спокойно работать хирургом,
