Побеждаю и сдаюсь (СИ) - Анастасия Разумовская
Леолия пристально и с подозрением посмотрела на него.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Чтобы ты не переживала. Я же вижу, что ты себе места не находишь. Да и ездить каждую ночь из дворца в Берлогу — утомительно… Нет, ну глянь… Она пальчик сосёт… Думаю, надо обустроить её маме комнату рядом со спальней отца… Да, маленькая? Устроим нашей мамаське комнатку? У-у… Глазки приоткрыла! Эйд хоть гулять стал с ними. Нельзя же в четырёх стенах сидеть, как медведь в клетке. А сегодня — представляешь? — сделал маленькой игрушку.
— Игрушку?
Леолия распахнула глаза и с недоумением уставилась на сына.
— Ну, коробочку с семечками внутри. Её трясёшь, и она тарахтит. Астерия очень смеялась. И, знаешь, мне кажется, я заметил улыбку отца. Не уверен, конечно…
Ульвар, наконец, замолчал и, мечтательно улыбаясь, принялся любоваться спящей малюткой.
Леолия почувствовала, как змея ревности выпустила жало в её сердце. Нет, королева, конечно, не думала об измене, но… Леолия вдруг как-то остро почувствовала, что ей уже больше сорока лет, что на шее и лице начали появляться морщины, и овал его уже не столь безупречен… Годы власти ожесточили её, придав характеру жёсткость и властность… А тут — юная девочка, ещё не битая жизнью, не наученная, что любой ближний может быть предателем… Девочка, которая для Эйда может стать дочкой… Не её дочкой…
Королева поднялась.
— Где твой отец?
— Спит. Он несколько суток не спал. Мы его покормили с Отамой и отправили.
— Вы с Отамой? Эйда? Милый, тебе не кажется, что ты слишком много говоришь об этой девушке? Не спорю, она прелестна, наверное…
Лазурные глаза перевели мечтательный взгляд на королеву.
— Да, мам. Очень, — выдохнул Уль. — С ней как-то… светлее, что ли. Она сама светлая, и весь мир рядом с ней меняется. Я сначала удивился, почему отец устроил её в особняке, но сейчас… Никогда не встречал настолько… м-м… небесных душ. Эйду повезло, что богиня привела несчастную в его особняк… Чаю?
— Благодарю, — процедила Леолия. — Доброй ночи, Ульвар. Жду тебя завтра во дворце.
Принц вздохнул.
— Да, мам. Как бы ни было хорошо здесь, наш с тобой долг — там. Нести бремя королевства.
Он подхватил конверт с младенцем и унёсся с кухни. Леолия, прищурившись, посмотрела ему вслед. Ей не нравился этот щенячий восторг, эти неожиданные откровения…
Аппетита не было, и королева устало направилась в их с мужем покои.
Эйд действительно спал. И при виде его такого усталого и такого печального лица, Леолию захлестнула другая волна. Уже не ревности.
Она опустилась на кровать рядом и вгляделась в его тяжёлые черты.
«Ты как будто попал в каменный мешок», — вспомнилось ей.
Леолия нежно провела ладонью по его щеке, покрытой жёсткой, тёмной щетиной. А затем разделась и легла рядом, и могучая лапа накрыла, прижала её к широкой груди. Эйд зарылся лицом в тёмные волосы жены и прошептал:
— Женщина моя…
И Лео выдохнула, всхлипнув. Ей невольно вспомнилось, как на следующее утро после их первой ночи Эйд жарил яичницу с беконом, а она смотрела на него и мечтала жить вдвоём где-нибудь в маленьком домике… И он бы ей готовил, а она бы штопала ему одежду… Глупые мечты влюблённой девочки.
— Но я же не могу оставить королевство, пойми, — прошептала с горечью.
Эйдэрд тяжело вздохнул, не просыпалась, а Леолия закрыла глаза, стараясь удержать слёзы, но они всё текли и текли по щекам…
Или может?
Глава 15
Не сбегай, пожалуйста!
В саду начинали набухать почки. Под плодовыми деревьями горел яркими красками ковёр из тюльпанов. Нежные нарциссы тянули светлые головки к яркому солнцу. Джайри в вишнёвой шерстяной овертунике, спускающейся немного ниже коленей, а широкими рукавами не доходящей до локтей, бежала по тропинке. Солнечные лучи подсушили грязь, но от бега капельки земли всё равно пачкали подол нижней льняной туники.
Темноволосая Шэйла — личная служанка княгини, стояла на крыльце, держа в руках пушистый бежевый плащ, и с недоумением смотрела на свою госпожу, нарушающую все возможные правила. Женщина! Бежит! Да и добро бы на зов мужа или плач ребёнка. Так нет же — просто бегает кругами по саду.
Но Джайри было плевать на чужое мнение. Она знала, что лучшее средство против восстания плоти — работа. Дома, в Элэйсдэйре, у герцогини свободные минуты были редкостью, но здесь… Ей уже объяснили, что княгиня должна сидеть, вздыхать и ничего не делать. А если прям очень скучно — можно почитать книги. Книг было ужасно мало, но радовал факт того, что они вообще здесь были. Или вышивать, например… Вышивку Джайри ненавидела всей душой. Ей было жаль собственные глаза и нежные пальцы. Да и… не поможет иголка в борьбе с телом. Если только не загнать её под ногти, конечно.
Приход Тивадара девушка ощутила по какой-то особенной благоговейности, охватившей сад. Остановилась, тяжело дыша, обернулась. Наклонила голову в знак приветствия.
— Мой князь.
Мужчина неспешно подошёл к ней, и Джайри ощутила его взгляд на своей груди. Тивадарцы не носили корсетов, а двойной слой ткани ничего особенно не скрывал. От бега грудь высоко вздымалась, щёки девушки раскраснелись.
— И тебе доброго дня, княгиня, — тяжело выговорил Тивадар. — Ты к знахарке ходила?
Джайри вспомнила едко-горький напиток, от которого её вытошнило, поморщилась и кивнула.
— Она сказала, что это дело не одного дня.
Князь положил руку девушке на живот, наклонился к уху и спросил шёпотом:
— Жаль с ним прощаться?
— Нет, — честно призналась Джайри. — Я не успела к нему привязаться.
Ей оказалось, что от его ладони по телу пошёл странный жар. Джайри отступила назад, обернулась к служанке.
— Шэйла, плащ.
— Что ты делаешь в саду? — Тивадар не делал попыток удержать её.
— Гуляю.
— Бегая?
Джайри прямо взглянула в его суровое лицо.
— Я люблю бегать, Великий князь. И прыгать. И скакать на лошади. Я люблю движение и ненавижу сидеть в четырёх стенах. Когда мне нельзя выйти из моей комнаты, я как-то острее чувствую, что я здесь — пленница.
Тивадар нахмурился, глаза сверкнули сталью. «Гневается», — поняла Джайри. Коснулась его руки, опуская глаза.
— Я оскорбила тебя, мой князь?
Мужчина коротко выдохнул и медленно пошёл вдоль персиковой аллеи. Джайри молча присоединилась к нему.
— Твой тон, — заметил Тивадар. — Не женский, Джайри. Ты говоришь так, как будто наносишь удар… Жёстко, как мужчина и равный. Но ты — женщина, и ты мне неровня. Ты не пленница в Золотом гнезде, ты — моя жена.
Девушка хмыкнула. Князь резко остановился. Недовольно обернулся к ней. Джайри задумчиво смотрела поверх ветвей, готовых расцвести. Туда, где виднелись серые зубчатые стены.
— Весна, — прошептала княгиня. — Солнце встаёт рано-рано, и там, за стеной, лес, должно быть, уже начал покрываться зеленью. И косули бродят меж стволов по мягкой траве. Но мой удел — эти стены. И клочок неба над головой. И этот садик. Он прекрасен, мой князь, но… Я всё-таки пленница. Хоть и княгиня.
Она обернулась к нему и нежно коснулась рукой его плеча.
— Не сердись. Пойми, я… Я могла проскакать верхом весь Серебряный щит. В карете могла проехать от Западного мыса до Шёлковых гор. Я видела снежные шапки Медвежьей цепи и цветущие сады Южного щита. Ты прав, я — неровня тебе. Но и воробей — неровня человеку. А всё же летает, где сам хочет.
Тивадар схватил её за плечи и встряхнул.
— Ты была шлюхой королевского ублюдка, Джайри, — прорычал в бешенстве. — Фальшивая свобода. Продажная.
Девушка опустила голову и всхлипнула, отворачиваясь. Она вдруг как-то поникла в его руках. А потом упала лицом ему на грудь и расплакалась, горько и безнадёжно. Тивадар растерялся. Железные пальцы ослабили хватку. Мужчина застыл, не понимая, что ему делать. А потом осторожно коснулся ладонью мягких волос на её затылке.
— Убей меня, — прошептала Джайри, запрокинув лицо и глядя на князя глазами, полными слез. — Пожалуйста. Так всем станет легче. Ты говорил, что… Но если мой позор постоянно между нами, то лучше убей меня!
Тивадар смутился. И Джайри снова поспешно уткнула мокрое лицо в плечо мужчины, чтобы скрыть злорадную улыбку. «Конечно, я тебе неровня, — насмешливо подумала она. — Тупой кочевник! Ты вообразил, что сила — самое главное оружие? Она тебя не спасёт!».
Жёсткая ладонь мягко провела по её волосам.
— Прости меня. Забудь, — шепнул
