Западня - Ева Гончар
Зато Придворный Маг, раньше Скагера и его дочери явившийся в тронный зал, похоже, подозревал всех до единого, кто попадал в его поле зрения — буравил чёрными глазами фигуры и лица высоких гостей и королевских приближённых, надеясь распознать того, кто лишил его добычи, и сжимал губы в рассерженную нитку. «Так тебе и надо, живодёр!» — злорадно подумала Эрика и послала Потрошителю ледяную улыбку вместо приветствия, получив в ответ короткий кивок. Неприязнь между ней и Манганой была такой застарелой и прочной, что оба они давно не пытались её скрывать.
Затем принцессиным вниманием надолго завладел Аксель, ослепительно красивый в белом парадном мундире с золотыми эполетами. «Силы Небесные, может, хватит уже ослепительного?!» — мысленно взмолилась она, как только его увидела. Глаза, в которые как будто насыпали песку, болели от ярких красок и блеска тронного зала. Принц, впрочем, был так же улыбчив, любезен и предупредителен, как раньше — одним своим видом он успокаивал Эрику и примирял её с реальностью. Церемония объявления помолвки прошла очень быстро. Король с явным удовольствием произнёс предписанные Законом слова родительского благословения. Аксель преклонил перед Принцессой одно колено и надел на безымянный палец её правой руки массивный старинный перстень с крупным треугольным сапфиром, окружённым бриллиантовой россыпью. Присутствующие разразились аплодисментами. В аплодисментах и поздравлениях, которые за ними последовали, пышности и лести было неизмеримо больше, чем теплоты.
Посреди поздравлений принц, поймав тоскливый взгляд своей невесты и почувствовав её напряжение, но истолковав их по-своему, легонько обнял её за плечи, приблизил к себе и чуть слышно прошептал на ухо:
— Ничего не бойтесь, дорогая Эрика. Наш договор в силе.
— Я не боюсь, Аксель, — таким же шёпотом откликнулась она. — Я вам верю.
После чего она коснулась щекой его щеки, глянула через его плечо на толпящихся вокруг них гостей, придворных и членов семьи…
…И вдруг увидела, как Марк, стоя возле Ингрид, снова одетой в алое, что-то говорит ей одними губами, а та в ответ одобрительно поднимает большой палец. Заметив, что Эрика на неё смотрит, мачеха расплылась в улыбке, сладкой, как мороженое с вареньем, подняла палец повыше и промурлыкала:
— Ты сегодня у нас красавица, милая!
У Эрики душа ушла в пятки от слов Ингрид, от её улыбки и жеста. Не бывало такого, чтобы этой женщине понравилось, как выглядит падчерица, да ещё захотелось похвалить её перед родственниками — не бывало и быть не могло! Принцесса нутром почуяла, что одобрение мачехи связано с интригой, которую они с Марком сплели вокруг помолвки, и ей стало нехорошо от страха.
Торжественный приём назначили на семь вечера, и у Принцессы появился шанс немного передохнуть, хотя, по правде говоря, на отдых она не слишком рассчитывала. Предстояло придумать, как быть с Многоликим; тревога за него, перемешанная с тревогой за саму себя, настолько взбудоражили Эрику, что в покои она возвращалась почти бегом, чтобы её состояния никто не заметил.
— Хочу есть и спать! И чем быстрее, тем лучше, — с порога бросила она горничной. — Должна же я сегодня поспать хотя бы пару часов? Принеси обед посытнее и оставь в спальне, приготовь постель, помоги мне переодеться и исчезни до половины шестого, договорились?
Расторопная Вальда управилась за пятнадцать минут, а главное, без отдельного напоминания закрыла в спальне шторы. Замок полон соглядатаев, которые наверняка глаз не спускают с окон, чтобы увидеть, не приютил ли беглеца кто-нибудь из обитателей королевской резиденции — но что может быть безобидней прислуги, готовящей хозяйские покои для дневного сна? Как только горничная ушла, Принцесса влетела в гардеробную, сняла с верхней полки потяжелевшую шляпную коробку и опустила её на скамеечку для ног. Не то чтобы Эрика всерьёз боялась, что с горностаем что-то случилось в её отсутствие, но у неё уже очень плохо получалось владеть собой, волнение не отпускало её со вчерашнего вечера.
Стоило поднять крышку, и зверь белым всполохом метнулся наружу. Чихнул, повёл носом, осмотрелся — взгляд у него был живой и ясный, от ночного страдания не осталось и следа — и замер, вопросительно приподняв переднюю лапку. Девушка привычным уже движением погладила шелковистые уши.
— Всё в порядке, горничная появится только через три часа. Есть будете?
«Да».
Грациозным движением горностай соскользнул на пол и перебежал на свободное место. Принцессе ещё ни разу не удалось отследить момент превращения: пушистый зверёк с симпатичной мордочкой, который только что был перед ней, зажмурился, выгнул спину — и вот уже вместо него стоит молодой мужчина чуть выше неё ростом, с резковатыми чертами лица, блестящими тёмными глазами и плутовской улыбкой. Ни чёрная щетина, ни мятая арестантская одежда ни капли не портили Феликса. Он сладко, до хруста потянулся и поиграл мускулами; улыбка стала дружелюбнее и шире. Абсолютно человеческая мимика Многоликого странно контрастировала с животной пластикой его движений. Не то Эрика успела за полдня забыть, как он выглядит, не то в нём появилось нечто новое, чего не было в конце ночи — но теперь он казался воплощением энергии и физической силы. Принцесса сделала полшага назад и проговорила громче, чем следовало, чтобы скрыть новый приступ смущения:
— Обед вас ждёт, Феликс.
— Обед, — с наслаждением повторил он. — Лучшее слово в мире. Три дня назад я и представить себе не мог, что меня угостит обедом наследная принцесса Индрийская.
«Три дня назад главной своей бедой я считала, что папа не отпускает меня одну в Белларию…» — подумала Эрика, но вслух этого говорить не стала.
Она усадила Многоликого за маленький столик в своей спальне, на котором Вальда сервировала обед, и радушно улыбнулась:
— Это всё вам!
Ей очень нравилось потчевать своего невольного гостя. Угощение получилось что надо, особенно если сравнивать с конфетами и сыром нынче ночью: холодная белая рыба с лимоном и пряностями, жаркое из лосятины с грибами в горшочке под хлебной крышкой, овощи, запеченные с сыром, брусничное желе, полбутылки лёгкого фруктового вина, кофе в кофейнике — и на сладкое большой кусок слоёного пирога с марципаном и взбитыми сливками.
Феликс, похоже, дар речи потерял, увидев еду. С выражением блаженства на лице положил в рот, прожевал и проглотил ломтик рыбы и только тогда спохватился:
— Ваше высочество, спасибо! Но как же вы? Ведь это был ваш обед…
— Я совсем не голодна, — сказала Эрика, что было чистейшей
