Ночь в номере 103 - Алиса Аве
– Знаю. И Банану, и Кирино, и обоих Мураками. – Нобуо забрал у Мичи тряпку, сполоснул и отжал. – Бабушка, кстати, в рёкане запрещает читать. Современные книги, как и любые книги, кроме счетных, претят ей, потому что развращают души и способствуют вольнодумству.
– А электронные? – перебила Мичи. – Она же к тебе в телефон не полезет проверять?
– Гаджеты здесь работают со сбоями, если ты еще не заметила.
– Ноут мой работает, а вот телефон нет.
– Обычно Рюу подсылает духов, чтобы поковырялись в технике. – Нобуо почесал затылок. – Ну, там, пароль разгадать, в Сеть войти. Удается не всегда. Но у Рюу много книг. – Нобуо снова принялся оттирать дорожки. – Он читает их Кумико, а я подслушиваю под дверью.
– Ужасно. – Мичи осмелела настолько, что подобралась к Нобуо поближе.
– Что мы нарушаем запрет? Рюу привык, я тоже хочу.
– Я не о том. Ты не можешь войти и слушать рядом с ним?
Близость Нобуо успокаивала. Их руки то и дело соприкасались. Нобуо вздрагивал, но не отходил.
– Как-то не думал об этом.
– Хочешь, я буду читать тебе свою книгу?
Нобуо выронил тряпку. Она шлепнулась на дорожку – и ноги Мичи окатило брызгами. Нобуо прыгал на корточках как воробей. Мичи на мгновение перенеслась в литературное кафе. Одним из посетителей был молодой человек с золотистым ноутбуком, обклеенным смайликами. Он так же, как и Мичи, по большей части не писал, а разглядывал окружающих. Особенно Мичи. Она видела полоску лба и чуть косящие глаза. Косящие, потому что он старательно делал вид, что занят текстом. Если бы в глазах мысли появлялись, как буквы на экране ноутбука, то Мичи могла бы прочитать сюжет, который он раскручивал, но не решался облечь в слова. То же происходило с Нобуо. Слова так и рвались из него, но он сдерживался. Он вручил Мичи тряпку.
– Зачем ты хочешь походить на кого-то? – громко спросил он. – Ты могла бы писать без оглядки на других! Заиметь собственный голос!
– У меня теперь даже тела нет! – вспылила Мичи. – Да и кто бы говорил? Человек, который хочет стать клоном брата?
– Тут другое.
– Я не вижу разницы.
Какое-то время они молчали. Бакэ-дзори шлепали туда-сюда, всё ближе подбираясь к Мичи и Нобуо. Каппа пускал по воде пузыри. В густой листве оглушительно стрекотали цикады.
– Люблю август, – не выдержал Нобуо. – Вроде жарко, но в воздухе уже пахнет близкой осенью.
– А я теперь не люблю август. – Мичи встряхнула тряпки и поднялась. – Мне надо к душевым.
– Хочешь, расскажу легенду. – Нобуо тоже вскочил, ухватился за другой конец тряпки. – Рюу читал ее Кумико перед твоим приездом. У меня есть немного времени, прежде чем поеду на вокзал за гостем.
В кустах заблестели глаза, духи перестали притворяться, что поглощены работой, и собрались послушать историю.
«Все же не удержался», – мысленно Мичи не прикрывала улыбки.
– В те времена, когда боги создавали людей, жили на маленьком острове в океане чувства и духовные ценности: Радость, Грусть, Познание, Гордость, Богатство и многие другие. Им предстояло явиться к богам, чтобы те отмерили их людям. До тех пор они ждали и наслаждались жизнью. Настал срок, появились у берегов острова корабли, а остров стал погружаться под воду. Боги призвали чувства. Вместе с прочими жила на острове Любовь. Она часто бродила по маленькому кусочку суши, подаренному небесами, и любила каждый цветок, листок, камень, насекомое. Вместо того чтобы сесть на один из кораблей, Любовь побежала прощаться со всеми, кого любила. Она до последней минуты верила, что боги одумаются. Когда же увидела, как уплывают в открытое море корабли, среди которых был и белый корабль Надежды, Любовь поняла, что пучина поглотит остров, и стала звать на помощь. Мимо проплыл золотой, изукрашенный драгоценными камнями корабль Богатства. Любовь просила принять ее, но Богатство отказалось, сказав, что на корабле много драгоценностей, золота и серебра и для Любви места нет. Любовь обратилась к Гордости, чье алое судно проплывало следом. В ответ услышала, что ее присутствие нарушит порядок, установленный на борту. С мольбой о помощи Любовь кинулась к темно-синим парусам Грусти. «О, Любовь, – опечалилась Грусть. – Мне так грустно, что я должна оставаться в одиночестве». Мимо острова проплыла Радость, ее корабль был цвета утренней зари, но на борту царило такое веселье, что мольба Любви не достигла ушей Радости.
Когда Нобуо рассказывал, лицо его озарялось внутренним светом. Он поднял голову к небу, а слова лились из него единым потоком. Он не стеснялся, не прятал глаза. Мичи смотрела на него раскрыв рот, слушала и представляла корабли, плывущие по морю.
– Корабли один за другим скрылись за горизонтом. Любовь стояла на пятачке, не ушедшем пока под воду, на вершине высокой горы. В Любви бушевали все чувства, уходящие от берегов. Грусть от выпавшей ей доли и того, что не сумела послужить богам. Радость, что она не расстанется с любимым островом. Гордость, что осталась верна родным краям. Не было у Любви одного на душе – ненависти. Она не могла винить уплывающих, что не пришли на помощь. Она безмерно и безоглядно любила их. Волны обступили Любовь, как вдруг услышала она голос: «Иди сюда, Любовь, я возьму тебя с собой».
Нобуо раскрыл руки, сделал шаг к Мичи. Она подошла ближе, и руки его сомкнулись за ее спиной. Он рассказывал, глядя прямо ей в глаза:
– Подплыл к Любви седой старец на корабле, окруженном звездным сиянием. От счастья она забыла спросить имя спасителя. Достигли они Земли богов, Любовь осталась, старец отправился дальше. Когда корабль скрылся за горизонтом, Любовь спохватилась, что не поблагодарила старца. Спросила она Познание, сходившее с аметистового корабля: «Познание, скажи, кто спас меня?» – «То было Время», – тут же сказало Познание. «Время? – изумилась Любовь. – Отчего оно мне помогло?» На что Познание ответило: «Только Время понимает и знает, как важна в жизни Любовь».
– Ничего оно не знает, – очнулась Мичи. Голос Нобуо унес ее к острову и кораблям, проплывающим в закатном небе. Они стояли обнявшись, тряпка висела между ними. Мичи оттолкнула Нобуо, отскочила от него.
– Красивая сказка, не более. В жизни время убивает любовь. – Она бросила тряпку в ведро. – Годы идут, чувства слабеют.
– Мы с тобой знаем разную любовь, – мягко возразил Нобуо.
– То, что ты принес мне печенье, ни о чем не говорит! – не выдержала Мичи.
Она обнаружила тарелку возле локтя, когда пришла в сознание после накрывшего ее вдохновения. Последняя рыбка игриво загибала хвостик. «Мама не приносила печенья, – дошло до нее. – Мама спит в своей кровати в Токио, уверенная, что дочь отлично проводит время в горном отеле». Мичи выковыряла из памяти образ Нобуо, заглянувшего в номер и тихонько поставившего угощение на стол. С глупейшей улыбкой доела рыбку.
– Я принес печенья, потому что ты попросила. – Нобуо выглядел расстроенным. – И потому что тебе надо есть. Так ты сохранишь человеческий облик.
– Спасибо! – рявкнула Мичи.
Нобуо, чуть не перевернув ведро с грязной водой на вымытые дорожки, сделал шаг вперед, назад, засунул руки в карманы, ушел, вернулся.
– Ладно. Завтра договорим, – произнес он. – Я тебе расскажу легенду о девушке-оборотне, которая полюбила человека. Может, ты передумаешь насчет любви.
«Жаль, что из меня не вышел толковый оборотень, – расстроилась Мичи. – Обернуться бы шваброй, что ли, или пылесосом. Так нет, все ручками чисть».
Стенки деревянных ванн покрывались склизким илом, Мичи драила их по периметру, ошметки ила поднимались на поверхность. Мичи ловила ил сачком, выгружала в большую бадью. Там, где не выходило оторвать слизь, звала на помощь ака-намэ[43]. Из-под купальни выбирался человек, похожий на кузнечика, руки и ноги у него были вывернуты, колени и локти торчали к небу. Он цеплял животом камни, длинный язык вылизывал стенки ванн лучше щетки. У его ног суетились бакэ-дзори, подтирали капли. Они изредка издавали клекот, призывая новый отряд на помощь. Ака-намэ не разговаривал вовсе.
«Этими точно не стану, – думала Мичи. – Зачем я сорвалась на Нобуо? – Она скребла ванны, уперевшись коленями в борта. – Больше печенья не принесет. Я извинюсь завтра. Он обещал еще одну легенду, значит, придет».
