Крапива - Даха Тараторина
В эту самую рукоять Влас и вцепился. Никто и уследить не успел за движением, и лишь богам известно, скольких трудов княжичу стоило его совершить. Сталь свистнула и понеслась к вождю.
Мгновение Влас был счастлив. Что там случится с ним после того, как Мёртвую землю обагрит кровь её сына, он не думал. Думал лишь о том, что наконец завершит бой, из которого с самого начала должен был выйти победителем. Бой, который дорого обошёлся дядьке Дубраве.
Но мгновение коротко, и лезвие встретила булава Шатая. Клинок отлетел в сторону, подняв в круге клуб пыли.
– Как смэешь?! Раб! – взревел Шатай.
Не отведи он удара от вождя, тот и сам не остался бы в долгу. Да и много ли силы нужно, чтобы уложить измождённого пленника? Это тебе не с отдохнувшим да сытым княжичем сражаться! Но оттого, что меч из его руки выбил мальчишка, Влас взъярился не на шутку.
– Такова твоя благодарность, шлях?! Что же, когда ты лишишься головы, твой вождь может выбрать себе более достойного соперника!
Всех меньше взволновался сам Стрепет. Будто не его жизнь грозило оборвать острое лезвие. Глядя, как Шатай поднимает клинок, он сказал:
– Я нэ стану сражаться с рабом. Раб уже проиграл самое ценное, что имел – свободу. Он нэ достоит честного боя.
– Тебе ли говорить о чести! – Влас сцепил зубы, готовый прямо ими разодрать глотку врагу. – Ты трус, если не хочешь драться со мной!
Не спеша стянув в хвост лохматые волосы, Стрепет проговорил:
– Это ты трус, а твои воины предатэли. Иссохший дуб был гостэм в дэрэвнэ, а вы начали бой, но нэ сумэли достойно его завершить.
Влас стиснул зубы: он и сам не раз и не два пожалел о содеянном, но не отступать же теперь?
– Вы брали с Тяпенок дань. Люди просили нас о защите, и мы защитили их.
«А заодно ограбили сами», – могла бы добавить Крапива, не перехвати ей горло от страха.
Стрепет не торопился. Он отвязал от пояса ножны, а после выложил и два ножа, оставшись безоружным. И лишь потом удостоил ответом невольника. Да не просто ответом! Он выпростал вперёд широкую ладонь, сжал шею княжича сзади и прислонился лбом к его лбу. Кто незнакомый со степными обычаями подумал бы, два друга встретились. Но в Мёртвых землях так читали приговор. Влас отбился бы – не столько силы было в том захвате. Но его движение опередили слова вождя. Он сказал вроде тихо, но ближники услышали, а остальным передали.
– Мы шли к вам за миром, – сказал он. – А вы встретили нас железом.
Вот когда Влас понял, что не только себе на шею Лихо посадил. Сколько ни пытался отец замириться со степняками, а те всё одно устраивали набеги на границы Срединного царства, откусывая от них всё большие куски. И, послушай горячий княжич мудрого Дубраву, принёс бы в дар Посаднику не голову врага, а наруч друга.
– Мы… не знали, – глухо выдавил он.
Вот где спросить бы совета у старого Несмеяныча! Небось повернул бы всё в шутку да поладил с суровыми воинами! Но Влас не Дубрава, и найти слова, способные перевесить тяжкое оскорбление, не умел. Подумать же ему не дали, потому что Стрепет отпихнул пленника и обратился уже к своим людям.
– Сыны Мёртвых зэмэль! Вы следовали за мною на запад, к блэдным людям. Вы спрашивали, что ждёт нас в Срэдинных зэмлях, но нэ получали отвэта. Вы вэрили своему вождю и исполняли приказы.
– Так, вождь! Так! – поддержали его сыновья.
Дальше случилось то, чего никто не ждал. Стрепет опустился на колени, упёр ладони в землю и склонился.
– Но я ошибся, – сказал он. – От блэдных людэй одно зло, и вы вольны вэрнуть мэня Мёртвой зэмлэ.
Никто не шелохнулся, лишь взгляд Власа метнулся к оружию вождя, выложенному в ряд подле круга. Шатай, у ног которого происходило действо, и вовсе побелел.
Выждав немного, Стрепет поднял голову.
– Что же, тогда слушайтэ дальше. Отнынэ и впрэдь, и Круг мнэ свидэтель, я нэ стану молчать. Всё задуманное мною будет открыто прэд вами и прэд нэбэсным свэтилом. – Будто вняв исповеди, солнце слизнуло мрак с горизонта: боги освятили обряд. Шляхи загомонили, кто-то нарисовал в воздухе пузатый знак света. – Я вёл вас прочь из стэпи, потому что стэпь больше нэ принадлэжит вольным всадникам! Я вёл вас в Срэдинные зэмли в страхе перэд Змэем!
Гомон перерос в проклятия. Крапива вжала голову в плечи прежде, чем разобрала, что ругань предназначалась не вождю, а тому, кого он назвал Змеем.
– Змэй подчинил сэбе много плэмён. Кто-то из них сражался. Кого-то нэ стало. Плэмя Иссохшего дуба не выстояло бы пэрэд мощью Большого Вождя, да развэрзнэтся зэмля под его конём!
Стрепет горько сплюнул.
Шатай стиснул кулаки.
– Мы могли сражаться, вождь, – выдавил он. – Мы нэ трусы, чтобы бэжать!
– Мы могли сражаться, и мы погибли бы! Ты молод, Шатай, и ты жаждешь лишь славы для сэбя. Но долг вождя – обэрэгать плэмя. Поэтому мы больше нэ идём на запад. Мы отправимся на восток, туда, где стоит шатёр Змэя. – Ропот усилился, и Стрепету пришлось напрячься, чтобы перекричать его. – И мы склонимся прэд ним, а в дар отдадим княжича Срэдинных зэмэль и вэдьму аэрдын! И станэм частью нэпобедимого войска. – Для одного только Шатая он добавил: – Ты нэ станэшь ей мужем, потому что аэрдын будэт принадлэжать Змэю. – И закончил во весь голос: – Или вы вправэ выбрать нового вождя чэрэз Круг. Я всё сказал, Иссохший дуб. Рэшай.
Не сразу Крапива поняла, о чём толковал вождь. А поняв, не поверила. Княжич разобрался быстрее.
– Вот тебе и любовь. – Изуродованное ожогом лицо его расплылось в улыбке. – Слыхал, Шатай! Твою аэрдын хотят продать, как корову!
Прозвучав, слова обрели жизнь. Крапива хватанула ртом воздух, но его всё одно не хватало, ноги приросли к земле, а на плечи легла немыслимая тяжесть, заставившая её осесть. Как корову… И верно, о чём, дура, мыслила, когда просилась с диким народом в степь? Княжича чаяла спасти? Ну так и его не вызволила, и сама в беду угодила!
«Змэй бэрёт жэнщин силой», – всплыла в памяти ругань Шатая.
А проклятье боле не защищает аэрдын. И ничто не защитит. Никто.
– Я бросил тэбе вызов, вождь, и я нэ отзываю его. – Шатай
