Крапива - Даха Тараторина
– Если ты можэшь говорить, то можэшь и сражаться.
Влас без удовольствия пощупал перевязанные рёбра и нехотя признал:
– Нет, это вряд ли. Не сегодня.
– Тогда я убью тэбя, как собаку!
Шатай едва сдерживался, чтоб не обнажить оружие, коим для чего-то обвесил весь пояс. Однако медлил. Не иначе опасался поранить девку. И говорил грозным шёпотом, отчего Влас не мог сдержать улыбки.
– Да не трогал я твою аэрдын! Муху согнал только. Остуди пыл.
Шатай вздёрнул подбородок и стиснул рукоять меча. Губы у него были изрезаны и сочились кровью. С клинком целовался, что ли?
– Я иду говорить с вождём. Когда закончим, скажу ему, что раб готов принять казнь. И нэ пытайся бэжать. Стэпь – наш дом. Мы найдём тэбя вездэ.
Дерзкие речи заставили княжича разве что изломить брови. Он наклонился, проверяя, не осталось ли чего в котелке, и с сожалением разогнулся. Рёбра болели не меньше, а может и больше, чем когда этот самый юнец ударял по ним ногой.
– Сразу видно, что ты из младших.
Влас говорил громко, и Шатай, не выдержав, схватил его за локоть и оттащил подальше от девки. Ишь, до чего заботливый! Что-то не так он был заботлив, когда резал односельчан лекарки.
– Почэму…
Влас развёл руками.
– Дурак потому что, вот и младший. Куда ж я побегу? Без еды, воды и калечный.
– Аргх! Нэт! Почэму говоришь, будто нэ в плэну, а гость?
Влас сощурился.
– А я разве не гость? Был бы пленным, давно бы висел распятый на солнце, а птицы клевали бы мне глаза, так у вас принято? А ежели оставили меня живым, да лечите… Авось договоримся.
– Мы нэ договариваемся с трусами!
Он пихнул княжича в грудь, но тот даже не покачнулся. Одним богам известно, как Влас не подал виду, но жаловаться на раны перед врагом – последнее дело.
– Конечно. Вы только режете деревенщин, что и вооружиться толком не могут.
– Мы убиваем мужэй!
– А ещё детей, стариков и… собак, как я мыслю, – докончил за него княжич.
Шатай подошёл к нему непозволительно близко, заглянул в глаза. Встретились раскалённые чёрные угли и серые ледяные озёра. Влас глядел спокойно и улыбался. Уж чему-чему, а улыбаться тем, кого собирается убить, он умел.
– Когда аэрдын проснётся, – медленно и чётко отчеканил шлях, – скажи, что я приходил спэть ей. В послэдний раз.
Нечто шальное звучало в его голосе. Отчаянное и глупое. Влас быстро ответил:
– Вот ещё. Я гонцом не нанимался.
Шлях так и разинул рот.
– Я нэ прошу, я приказываю тэбе!
На сей раз Власу пришлось зажать себе рот ладонью, иначе хохотом мог разбудить весь лагерь. Присел на траву, подогнув под себя одну ногу и, кончив смеяться, фыркнул:
– Ещё ты мне не приказывал. Я княжич. А ты в столице сапоги бы мне чистил.
Он сорвал былинку и закусил зубами, а после расслабленно откинулся на спину, заложив руки за голову. Рёбра болели смертно, но показать гордому мальчишке, что ни в грош его не ставит, шибко хотелось.
Шатай потоптался ещё маленько. Вроде и обиду без отмщения оставлять негоже, а вроде и спешил куда-то.
– Я всё жэ убью тэбя. Позжэ.
– Это если вернёшься, – отозвался княжич. – Сам же сказал, что приходил петь в последний раз. А оружия на тебе столько, сколько в бою не было.
На это Шатай не сказал ничего. Он рассеянно коснулся меча, с него пальцы перескочили на рукоять ножа, а с неё на булаву. Влас следил краем глаза: пальцы у Шатая дрожали.
– Эй, – окликнул он, когда шлях собрался было уходить.
– Чего тэбе?
– С кем биться-то собрался?
– Это нэ твоё дэло!
– Ну как знаешь.
Влас равнодушно пожал плечами.
– Нэ твоё, но я скажу. Аэрдын пожелала взять мэня в мужья.
Шлях замолчал, выжидая, пока пленник изумится. Но тот лишь поторопил рассказ:
– Ну?
Шатай насупился.
– Я просил вождя соединить нас прэд богами. А он…
Шатай сделала два больших шага, оказался подле княжича и, подумав, присел рядом. Продолжил:
– Он сказал нэт. И я вызвал его на поединок, потому что это моё право.
– Потому что вождь всегда должен принимать вызов, кто бы его ни бросил. И ты собрался стать новым вождём, – угадал Влас.
Шатай подтянул к себе ноги и уронил голову на колени. Мальчишка не хуже княжича знал, что из такой битвы ему живым не выйти. Но и отступиться не мог.
– Я пришёл попрощаться, – сказал он. – Но нэ хочу будить её. Она спит…
– Спокойно, – задумчиво докончил Влас.
– Да. Пусть ещё… нэмного.
Влас взлохматил себе волосы и тут же пожалел. Сначала о том, что задел едва начавшую заживать ссадину, каковой наградил его конь Стрепета, а после о принятом решении.
– Ладно. – Княжич ударил себя ладонями по бёдрам. – Ладно. Что расселся? Когда поединок-то? На рассвете небось?
– Откуда знаешь наши обычаи?
– Я не обычаи знаю, а таких, как твой вождь. И я сражался с ним, знаю, каков он в бою.
– Но ты проиграл.
– Я не победил. Но бой ещё не кончен. Я тебе помогу.
– Я нэ приму помощи того, кто сдался в плэн. – Шатай плюнул на две стороны.
– И того, кто зарубил подземную тварь, когда все вы уносили ноги? – напомнил Влас.
Шатай нахмурил светлые брови. Победить он не чаял, но и умирать не хотел. А Власу глупый шлях был нужен живым.
– Вы, срединники, нэ дэлаете ничего, что нэ принэсёт выгоды. Твоя выгода в том, что ты надэешься на мою защиту?
Княжич поманил Шатая к себе и заговорщицки шепнул:
– Или мне просто очень-очень скучно.
***
– Он бьёт снизу-вверх, вот так.
– Я знаю, как он бьёт. Я живу в его плэмэни.
– Ты смотрел на него как на вождя, а теперь посмотри, как на противника. Когда он бьёт вот так, силы в ударе больше, чем можно отвести. Но ты ловок и быстр, поэтому убегай.
– Дэти Мёртвых зэмель не убегают!
– Если жить захотят, то научатся, – отрезал княжич.
Пышные листья вишни прятали их от лагеря, а шум воды приглушал звуки. Даже крепко спящая травознайка не шелохнулась, когда меч Шатая улетел в сторону.
– Да что ты в него вцепился, как в палку! Не держи крепко, так скорее выбьют!
Шатай сцепил зубы.
– Нэ учи мэня драться, раб.
– Да тебя учить
