Связано с любовью (СИ) - Марьяна Брай
– Нет никакого мистера, есть миссис, и это я! – быстро и коротко ответила она. Было заметно, что ее это не удивляет.
– Простите, значит, мне нужны вы. Я Розалин Элистер – дочь Барнабара Элистера, что привозил вам шерсть. Помните его?
– Как же, конечно, - голос ее чуть смягчился, как и лицо. Она опустила плечи, и стала выглядеть совсем иначе, чем в первые минуты нашего знакомства. – Я недавно узнала о его смерти. Неожиданно, девочка. Соболезную тебе, милая, - мягко, и очень тихо ответила она.
– Спасибо, миссис Корнелиус. Я понимаю, вы хозяйка этой прядильни, а значит, мне нужно говорить с вами, - улыбнулась я, ожидая взаимной улыбки.
– Хэх, ты чего, дорогая? Неужто я похожа на баронессу или даже на графиню? – она захохотала так громко, что на улицу начали выходить люди. Эти, в отличие от красильщиков, были чистыми, но не менее усталыми. Она заметила, что я смотрю за ее спину, обернулась, и в ее, казалось, только отмякшее от мужской работы тело, снова вернулся крепкий мужик: - Вы тоже хотите вылететь отсюда, как лентяй Винсент? Нет? Тогда не стойте здесь, а идите и работайте! Скоро приедут за заказом, а у вас все машина виновата!
Женщина пригласила меня внутрь, и я обомлела – все, что выше головы было окутано густым паром. Работали несколько прядильных станков, и звуки, похожие на выдохи какого-то неведомого огромного чудища раздавались тут и там.
Я плохо понимала устройство механизмов, не разбиралась во всех этих валах, что натужно вращались благодаря одному только пару. Но результат всего этого действа – тонкие нити, которые после машины проходили между пальцев прядильщиц, словно нити паутины тянулись из одного угла в другой.
Намотка в тугие овальные коконы тоже не обходилась без человеческих пальцев, тонко чувствующих натяжение и толщину. Миссис Корнелиус терпеливо ждала, когда я рассмотрю все детали производства. Когда я посмотрела на нее, увидела, как она улыбается:
– Нравится?
– Очень, миссис Корнелиус, так кто вы здесь, управляющая? – я помнила о том, что обычные люди не могут держать мануфактуру, а по логике, у них и денег не хватит на то, чтобы обеспечить оплату аренды, зарплаты такому количеству людей, да и обеспечить цеха заказами. Да и ее смех на мое заявление о владении целым производством…
– Да, милая. Мистер Корнелиус скончался больше года назад, а коли я все время работала здесь прядильщицей, а дела мужа знала, как свои пять пальцев, знаешь почему? – в ее глазах горел огонек, что можно было назвать горделивостью.
– Почему же? - я понимала, что женщина, по сути, всегда была здесь управляющим, а ее муж просто следовал ее советам, но решила, что пусть она сама расскажет мне о своей уникальности.
– Потому что мой муж не знал даже точного размера для пряжи, не знал ни одного заказчика по имени, да что там, он не понимал – почему у нас больше заказов, нежели в других прядильных цехах, - этот тип женщин я всегда идентифицировала как «мужик в юбке», но это не значит, что они мне не нравились, а даже наоборот.
– И вы вели все дела сами, привлекали заказчиков, находили новые варианты, правильно? – я сделала удивленное лицо.
– Да, милая, потому что женщина нужна не только для того, чтобы рожать детей и вытирать сопли пьяным мужьям. Ну, тебе этого не понять до тех пор, пока не выйдешь замуж, - она вдруг осеклась. – Ты ведь еще не замужем, или успела найти жениха после смерти отца?
– Нет, миссис…
– Называй меня Леова, - перебила меня женщина, взяла под руку, и повела в угол, туда, где к стене крепились деревянные ячейки, размером, наверное, метр на метр. Этот стеллаж занимала как готовая уже, упакованная продукция, так и туго свернутые в серую бумагу валы непряденой шерсти.
– А я Розалин, но все зовут меня Рузи. Миссис… Леова, у меня к вам есть несколько вопросов, - продолжила я, рассматривая стеллажи
– Говори, дочке Барнабара я помогу чем смогу – уж больно хорошим человеком он был, хоть и хитрым, - она сощурила один глаз, и я снова вспомнила про Крупскую, и улыбнулась.
– Я собираюсь продолжить дело отца, Леова. Для этого я и приехала – чтобы поговорить с человеком, которому отец доверял в деле прядения больше всего – я нашла его записки.
– Ух, - она округлила глаза, и я поняла, что этого она ожидала менее всего. – Это не женская работа, да и вообще, не дело для юной леди.
– А вы? У вас работа еще сложнее, нежели та, что запланировала я.
– Это да, милая, только вот, я же всю свою жизнь в прядильне – сначала с матерью, потом с мужем… а ты и не знаешь всего.
– Я научусь, - я поняла, что, если я хочу добиться своего, нужно воззвать к той самой горделивости, что была для этой сильной женщины и топливом для ее работоспособности, и основой всей жизни. По-другому она просто не умела, но, как и я, должна была уважать подобных женщин. – Ведь вы смогли, а значит и я, коли смогу стать как вы, научусь всему.
– Это да, - она глубоко вздохнула, поманила за собой к столу, куда только что молодая девушка принесла дымящийся чайник. – Идем, я угощу чаем дочку Барнабара Элистера – самого хитрого купца в Лефате.
Мы пили чай с какими-то ароматными, хорошо подобранными травами, она рассказывала мне о том, как отец познакомился с ней, и как в первый день она чуть не окунула его в чан с кипятком, потому что он оформил заказ таким образом, что ей пришлось снять с работы все заказы и взяться за его заказ.
Леова рассказала о том, сколько шерсти он привозил в сезон, и о том, что большую часть он хранил у нее до момента, когда сезон закончится, и цех будет прясть его необязательный заказ по более низкой цене. Он платил ей небольшой «откат» за хранение шерсти, а она представляла ее хозяину, как отложенную потому что машины пока заняты, в общем, и в этом мире были «леваки».
Чего она никогда не делала – не работала мимо кассы, и это заставляло
