Анатолий Барбакару - Знал бы прикуп

Анатолий Барбакару

Знал бы прикуп

ГЛАВА 1

«Такое уже было», — это первое, что пришло в голову, когда я увидел ее. Собственно, увидел я сначала не всю ее, а только ноги, долго длящиеся от короткой черной юбки до пола. Эти, рассчитанные на щекотку воображения колготки, туманные, с редким рисунком, я уже наблюдал. Где? На ком? Почудилось только, что было это недавно и что смотрелись они тогда не так убедительно. Над юбкой обнаружилось все прочее: талия, на которую хватило бы и собачьего ошейника, подозрительно безукоризненная грудь, упакованная в футболку из тонкого трикотажа, и совершенно манекенщицкое, пронзительное лицо с задранным подбородком, окруженное водопадом струящихся белых волос.

Все это сооружение очень целенаправленно прошагало от двери к столу, за которым я уже с полчаса корпел над закадровым текстом. Расположилось на стуле по ту сторону и поинтересовалось:

— Ведь вы мне поможете?

— Здравствуйте, — сказал я, бесцеремонно в упор разглядывая пришедшую. Потом перевел взгляд на Галку, заведующую рекламой.

Та, спохватившись, ожесточенно ударила по клавишам компьютера.

— Вчера у вас был мой муж, — ничуть не просяще продолжило создание. — Вы ему отказали. — Она достала из сумочки «Давыдофф», не спеша закурила…

Галка нервно выбралась из-за стола. Громко распахнула окно. Вернулась к компьютеру.

Я рассматривал гостью с хмурым интересом.

— Вы поможете нам? — Она цепко глядела на меня. Уточнила: — Мне?

— Я всего лишь репортер, — сообщил я.

— Я все знаю.

Я вспомнил, что где-то в ящике стола валялась антикварная пачка «Примы». Подумал: не закурить ли.

— Да? — спросила она.

— Фигушки.

Создание вздрогнуло. Секунд пять пребывало в растерянности, потом судорожно, тщательно вдавило окурок в пепельницу. Сказало напоследок:

— Хотите совет: поменьше благородных выкрутасов в ваших передачах. — И направилось к двери.

— Сигареты, — напомнил я.

Фотомодель, уже взявшись за ручку двери, обернулась.

Я вдруг заподозрил, что никакие на ней не колготы. Чулки с подтяжками.

Дамочка решительно вернулась к столу. Поставив согнутую ногу на стул, принялась рыться в сумочке, расположив ее на колене.

Я уныло наблюдал за ней. Подозрение пока не подтверждалось. Ей следовало повернуться ко мне в фас. Тогда можно было рассчитывать на разгадку.

«Если не чулки, — подумал я, — буду играть. Почему бы подтяжке не лопнуть».

Разгадка не состоялась. Женщина вернула ногу на пол и, склонившись к столу, стала писать что-то на обратной стороне визитки.

— Если надумаете, — деловито проговорила она, — здесь все координаты. Они продолжат игру сегодня вечером.

Я разглядывал ее с насмешливым любопытством.

Она внимательно, изучающе посмотрела на меня и вышла.

Я повернулся к Галке. Взгляд той был полон презрения. Не сбиваясь с прицела, управляющая рекламой выбралась из-за компьютера, обошла стол и оперлась на него самой заметной частью своего не хрупкого тела.

И тут же вскрылось, чего она бесилась сегодня с самого утра: на ней были точно такие же колготки. Или чулки.

Галка медленно, с вызовом потянула вверх колено, уперлась туфлей в стул. Совсем по-манекенщицки. Только добавила маленький штрих: вкрадчиво, с тем же вызовом, подтянула юбку. В боковой разрез медленно вплыли узорчатый край чулка и одна украшенная бантиком подтяжка.

По тому, как загадал, связываться с пришелицей не стоило. Но неожиданно для себя взял в руки оставленную визитку. На ней с большим нажимом было написано: «Гостиница «Турист», 1010 номер. 19.00».

На другой стороне значилось: «Шрагина Карина. Актриса театра и кино». Ни адреса, ни телефона не было.

ГЛАВА 2

Я невзлюбил ее еще со вчера. После разговора с супругом.

Печальный, вполне молодой, лет тридцати-тридцати пяти, толстяк ждал меня у студии в «Мерседесе». «Мере» был либо совсем новый, либо за ним тщательно следили. Хозяин машины тоже смотрелся как новенький, сразу были заметно, что относится к себе бережливо. На его круглом, плавно переходящем в лысину лице не прижилось ни одной морщины. На дорогом сером костюме, несмотря на одутловатые формы хозяина, морщин тоже не было.

Насчет этой парочки — машины и толстяка — ошибиться было сложно: пожаловали из мира бизнеса.

Как оказалось, пожаловали по мою душу.

Я понял это, подъезжая. Толстяк, завидев меня, выбрался из машины. Всматривался сквозь не протертое лобовое стекло моей «бээмвэшки».

Когда я, заглушив двигатель, открыл дверцу, он был уже рядом. Ждал с печальным видом.

Странно, что я понадобился такому типу. Тем более были странны его печальность и нескрываемое угодничество.

— Вы ко мне? — спросил я на всякий случай.

— К вам. — Он то ли жалобно, то ли виновато улыбнулся. — Здравствуйте.

Не нравятся мне люди, спешащие давить на жалость. Особенно если они такие, как этот, поджидающий. Судя по внешности, ему самому чувство это знакомо понаслышке.

— Пройдем на студию? — предложил я.

— Лучше поговорить здесь, — сказал он. — В машине, — и мотнул головой в сторону своего «мерса».

Я сел в свою машину, распахнул ему дверцу пассажира. Толстяк тяжело устроился рядом.

— Видите ли, — после паузы начал он, — дело деликатное. Мне порекомендовали вас как человека, который может помочь…

— Кто? — спросил я.

Он замялся.

— Общие знакомые…

Я пожал плечами и изобразил внимание. Толстяк поведал о своей проблеме. Незатейливой проблеме. Два дня назад он умудрился проиграть шестьдесят тысяч долларов. Некоему лоховитому гражданину по имени Котя. От меня требовалось отыграть деньги. Всего-то. Просто удивительно, на какую наивность горазды эти бизнесмены.

— Как вы себе это представляете? — спросил я из чистого любопытства.

— Не знаю… Есть же, наверное, приемы. Я начну, потом мне станет плохо… — Он осекся, обнаружив, как я сочувственно гляжу на него.

— А если я проиграю?

— Это возможно? — Он обеспокоился. — Мне сказали…

— Это всегда возможно, — усмехнулся я. — И с кем угодно.

Он печально кивнул. Помянул, видно, свой совсем свежий опыт.

— Я завязал, — зачем-то сообщил я. — Дал обет.

— Могут же быть исключения.

— Думаете, этот тот случай? — удивился я. Наивность его граничила с хамством.

— Мне сказали, что вам это может быть интересно.

— Общие знакомые?

— Вы получите треть выигрыша. Это двадцать тысяч.

— Во-первых, не треть, а половину. — Я с насмешкой в упор разглядывал его.

Он громко сглотнул слюну. Решив, что торгуюсь, кивнул:

— Я согласен. — И спросил: — А во-вторых?

— Во-вторых, играть не буду.

— Но почему? — Он взирал на меня с мольбой. — Тридцать тысяч… В вашем положении вам нужны деньги…

— Мое положение — мое личное дело, — сердито оборвал я. — Меньше слушайте наших общих знакомых.

Он испуганно втянул голову в плечи. Мне стало его жалко.

— Все, что могу для вас сделать, это дать совет. Взгляд его озарился надеждой.

— Не играйте больше, — сказал я.

Надежда угасла.

Я открыл дверцу.

Он не спешил выходить. Долго держал паузу. Потом заговорил. Не жалобно, даже не оправдываясь. Объясняя:

— Представляю, что вы подумали обо мне. Думаете, я сам себе не противен?… Это, конечно, глупость, что пришел к вам. Но что оставалось делать? Я потеряю ее. Она привыкла к другой жизни.

Что я мог на это сказать?

И он замолчал. Думал о чем-то своем с обреченным видом.

Мне вдруг стало по-настоящему жаль его. Похоже, нормальный мужик. Несмотря на «мерc» и отсутствие морщин. Но влип он серьезно. Влип не с игрой — со своей бабенкой. Где такие ловкачки берутся, как умудряются? Это в нынешнее-то время, когда столько умниц-красавиц, желающих боготворить мужчину за прожиточный минимум.

Конечно, чаще приходилось раздражаться мужиками, скупающими нежность и смирение оптом и за бесценок.

Но ситуация, приключившаяся с гладколицым, — не первая, с которой довелось столкнуться за последнее время.

Взять того же Борьку, друга юности, удачливого коммерсанта. Вот уже год, как тот превратился в экономический придаток прелестной проходимки-любовницы.

Именно из его опыта я знал, что толстяку уже не поможешь. Единственное, что надо бы сделать в его положении — отказаться от женщины, — ему не под силу.

Вдалбливать, что произошедшее — даже к лучшему, что оно выявит, кто есть кто, занятие пустое. Он и сам все понимает. Но центр управления его отношениями с этой ловкачкой находится где угодно, но только не в его голове. Похоже, вообще вне его.

Я невзлюбил эту дамочку. Не то чтобы возненавидел, но неприязнь почувствовал. За последнее время способные на такое в моем окружении не числились. Мне даже было занятно — нарваться на такую. Вернее, пронаблюдать, как такая нарвется на меня. Конечно, я для них не объект для разработки, но, думаю, это не единственная причина, из-за которой дамочки такого сорта обходят меня стороной. Знают, заразы, где копать. Где и найти можно, и грунт податливый.