Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

Тили резала раскатанное тесто на полоски, клала на них начинку и защипывала, а мама потом сворачивала получившиеся трубочки наподобие раковины улитки. Аяна расплющивала их и опускала в кипящее масло. Сола ловко подхватывала лепёшки лопаткой, складывала стопками на большое керамическое блюдо, накрытое полотенцем, и посыпала смесью трав и соли.

– Або, хочешь лепёшку? – весело спросила мама у отца, который зашел, поводя носом, к очагу.

Он кивнул, и мама придвинула ему блюдо со стопкой лепёшек, а Сола налила кружку молока и обрадовала новостью о скором выздоровлении его друга.

– Сола, молоко свежее? – спросила мама.

– Да, я сама вечером ходила за ним к Ларети.

– Я несколько дней назад отправил Верделла за молоком, – сказал Конда, заходя в комнату и присаживаясь к столу. – Но с тех пор его пока так и не видел.

Он задумчиво постукивал пальцем по столу, и это почему-то смутило Аяну. Она отвела глаза.

Мама посмотрела на Конду с лёгким осуждением.

– У нас тут, конечно, особо-то негде заблудиться. Все склоны спускаются к реке, а она рано или поздно выводит к верхней или нижней деревне. Но всё же вам с Воло стоило бы приглядывать за ним. Вдруг бедный мальчик уйдёт в горы и упадёт в расселину, или зайдёт в пещеру и заблудится в подземных галереях.

– Приглядывать? Это не так легко сделать, как вам кажется, кира Лали, – сказал Конда. – В прошлом году, когда он впервые пошёл с нами на «Фидиндо», он исчез, как только мы бросили якорь в порту Нанкэ. Мы искали его, но безуспешно. Он вернулся в последний день перед отплытием, грязный и оборванный. Он рассказал, что пошёл осмотреть порт и зашёл в первую попавшуюся таверну, где случайно оказался в центре какой-то заварушки. Пока Верделл пробирался к выходу, его огрели табуреткой по голове, и он очнулся на незнакомом корабле, бодро удалявшемся от Нанкэ. Матросы говорили на незнакомом языке, он ничего не понял и испугался, но тут корабль свернул к побережью. Через некоторое время его с другими матросами позвали наверх и заставили таскать на берег мешки и бочки, и по обрывкам разговоров он понял, что это контрабандный товар, который им не удалось провезти в порт. Он трудился всю ночь, а когда рассвело, матросы подняли крик, обнаружив чужака среди команды. Он сиганул в воду и уплыл к берегу, и шёл вдоль него, пока окончательно не устал. Тогда он углядел среди деревьев маленькую деревушку, зашел в первый попавшийся домик и попросил воды. Его напоили и даже накормили, но взамен попросили о помощи, и он работал на огороде пожилой хромой женщины, потому что совесть не позволяла ему просто уйти. Когда он вернулся на «Фидиндо», он показал нам мешочек, который ему в благодарность дала та женщина, и внутри оказалось несколько золотых самородков.

– Бедный мальчик мог погибнуть от удара табуреткой, – сказала Сола, нахмурившись.

– Это ещё не всё. Позже мы остановились на островах Ласо, как обычно, чтобы пополнить запасы воды и еды. В последние дни стоянки к нам в бухту пришли местные, чтобы ещё поторговать, и с ними был заклинатель духов. Тамошние заклинатели духов и знахари не говорят на общем языке, потому что считают, что в нём есть слова, которые разрушают их связь с миром духов.

Конда покачал головой. Он явно не разделял точку зрения знахарей и заклинателей.

– В общем, он долго и усердно призывал на нас цветистые благословения, а потом подошёл к нашим юнгам, одним из которых был как раз Верделл. Заклинатель вытягивал вперёд руки, и каждый юнга в свой черёд должен был указать на один из кулаков. Трое парней до него указывали на кулак, и там оказывался маленький тёмный камешек, а Верделл по случайности выбрал тот, в котором был кусочек прозрачного гладкого кварца, обкатанного морем. Заклинатель торжественно что-то спросил у Верделла, и нам перевели это как щедрое предложение благословить парня на удачу. Тот сразу согласился, и заклинатель увёл его, погрозив посохом Воло, который пытался пойти за ними. К вечеру он не вернулся, и мы с Воло сами отправились в их весёлую деревеньку на горе. Мы нашли Верделла там, в одной из самых внушительных хижин, где он сидел на горе расшитых подушек. Он был опоен каким-то дурманящим зельем, и наблюдал за тем, как девушка танцует для него. На наряд этой девушки ушло явно никак не больше одного па ткани, и Верделл наотрез отказывался уходить, так что нам пришлось скрутить его и унести за руки и за ноги... благо он не очень крупный парень, а тогда и вовсе был ещё тщедушнее. Через два дня, когда мы уже были на пути домой, он протрезвел окончательно и рассказал, что в видениях его посещала некая «светлая кирья». Она якобы называла его "проводником божественной удачи" и "тернистой тропой к ключу". А та танцовщица была дочерью местного вождя, которую привели ему в жёны, лишь бы он не покидал их деревню. А ещё он разделся, и мы увидели у него большую татуировку вдоль хребта. По словам Верделла, её ему сделали знахарь и заклинатель, предварительно тоже употребив дурманящее зелье.

– Мы никогда можем вполне просчитать, чем закончится любое его действие, – сказал Воло, который пришёл к очагу во время рассказа Конды. – Его мать была крайне взволнована после того, как он приехал к ней с татуировкой. Поэтому в этом году, прибыв в порт Нанкэ, мы поразмыслили и заперли его в нашей с Кондой каюте, а сами ушли на берег вести дела. Но это решение также привело к непредвиденным последствиям. Он открыл окно, чтоб проветрить каюту, и внутрь сразу же проникла портовая чайка. Он пытался её выгнать, но она упорно не хотела вылетать в открытое окно, а вместо этого летала по каюте и обильно окропляла вонючим помётом пол, стены и все наши вещи. Только втроём мы смогли её выгнать, и полночи потом Верделл занимался тем, что отмывал нашу каюту и имущество. С тех пор мы приняли решение больше не запирать его.

– Но, надо сказать, нет худа без добра, – добавил Конда. – после этого случая я убрал свой сундук с записями и одеждой в закрытую часть трюма, и мои вещи не пропитались вонью. Одежду можно было бы почистить, но бумаги пришлось бы переписывать.

– К слову, об одежде, – сказал Або. – Нарядитесь сегодня вечером. У моей второй дочери праздник в честь их союза с племянником арем Тосса. Мы соберемся в восточном общем дворе.

– Я приду, и Воло тоже, – кивнул Конда, жуя лепёшку. – Слышал, Воло? Мы сегодня идём на праздник.

– Я не собирался отказываться, – хмыкнул Воло. – Но всё же не стоит отвечать за меня, Конда.

– Я сказал так, чтобы лишить тебя возможности отказаться, – улыбнулся Конда.

– А у вас её и не было, – рассмеялся Або, – я бы в любом случае уговорил вас пойти. Мы очень счастливы за нашу дочь и надеемся, что вы придёте разделить с нами эту радость. Будет угощение, музыка, песни и танцы.

– Почтём за честь, кир Або, – сказал Воло.

– Тогда я пойду помогать со столами. Лали, милая, оставь еду для близнецов и Сэла, я поймал их с утра и отправил помогать в столярном. Они придут переодеваться и перехватят кусочек. А ещё я заберу стулья из мастерской и табуреты из сарая. В общем дворе их много, да и в соседних тоже, но на праздник Нэни точно придёт много народа.

– Я тоже пойду, когда закончу здесь дела, – сказала мама. – Конечно, забирай. И потом возвращайся за съестным, а я пока подготовлю всё и выставлю на стол на улице. 

– Мама, я хочу навестить Олеми, – сказала Аяна. – я так давно не видела её, что скоро забуду, как она выглядит.

– Хорошо, солнышко, – сказала мама. – Обними её за меня. Я тоже зайду к ней на днях.

Аяна и Тили вышли во двор, и Або окликнул их.

– Хотите, я довезу вас на телеге?

Тили обрадовалась.

– Конечно, Або! Айи, поехали! Треть пути проедем!

Они помогли Або загрузить стулья и табуреты из сарая и устроились сзади. 

Соседи тоже шли в сторону общего двора, и почти все несли угощение, а некоторые тащили небольшие бочки питного мёда. Сам двор был очень чисто выметен, а посередине подковой стояли столы из мастерских.