Другой край мира (СИ) - Иолич Ася

– Мне жаль Олеми, – сказала Тили. – Она мечтала о малыше с того дня, как перебралась к Арке, и все эти годы пила разные травы и мерзкие снадобья Оланны. И вот наконец у неё в животе растёт малыш, но теперь её тело изменилось, ноги болят и кости расходятся. Ох, если бы можно было иметь детей, не проходя через всё это...

– Может, это специально так задумано? Люди больше ценят то, что достается им трудом, – сказала Аяна.

– Трудом, а не страданиями, – возразила Тили. – Страдания — это не труд. Это боль души или тела. Боль иногда побуждает нас к движению, но чаще всего она лишает нас возможности двигаться или рассуждать здраво. Помнишь сказания? Сильные душой люди умеют и боль, и свои страдания преобразовывать в силу, но таких мало... Я точно не такая. Боль заставляет меня съежиться в уголке и замереть, ожидая, когда она закончится. Я даже женские дни стараюсь проводить в кровати.

– Тили, ты совершенно точно не слабая, – удивилась Аяна.

– Ну, не знаю, – не согласилась с ней подруга.

Наконец они добрались и до двора арем Тосса.

– Смотри-ка, как много тут народа, – удивилась Тили, пропуская телегу с несколькими дворовыми. – Я боялась, что к тому времени, как мы доберёмся, все уже уедут на праздник.

– О, Тили! Айи! – воскликнул Алгар, завидев их из окна над воротами. – Подождите, я сейчас спущусь!

Он сбежал по лестнице и встретил их в подворотне.

– А чем так вкусно пахнет? – спросил он, принюхиваясь.

Аяна показала ему корзинку с лепёшками.

– Я отнесла часть на общий стол, но мне хотелось, чтобы ты точно попробовал.

– О, какая вкусная начинка. Это не все? Есть ещё? – сказал он, откусывая кусок.

– Да, много. Мы вчетвером готовили их с утра. Тили пришла и сказала, что Даро выздоравливает, и мы напекли лепёшек. Ты собираешься на праздник, Алгар? Твоя мама просила взять коробочку из её комнаты, там подарок для Нэни.

– Да, собираюсь. Мы дождались парня, который на телеге съездил в горы за мёдом, и теперь отвезём бочки в общий двор. Я останусь там. Смотри, я уже принарядился, – покрасовался он перед Аяной.

Она одобрительно кивнула — кафтан был ладно скроен и пошит, и как влитой сидел на стройном и высоком Алгаре.

– Тебе очень идёт.

– Спасибо. Тили, хочешь, Радо отвезет тебя на телеге?

– Конечно! А Аяна? – спросила Тили, забираясь на телегу между двумя девушками.

– Я сам отвезу её. Поезжай, – улыбнулся Алгар. – Радо, можете ехать!

Он помахал телеге вслед.

– Айи, у меня для тебя тоже есть подарок. Пойдём.

Он зашёл в дом и вскоре вернулся с коробочкой для Нэни и круглой деревянной рамкой.

– Это пяльцы. Я увидел такие в доме олем Ораи, когда ездил туда с дядей на подгонку его праздничного кафтана. Смотри, внешний обод разъёмный. Тебе не придётся крепить ткань нитками по бокам.

– Спасибо! – Аяна была тронута. – Но я родилась зимой. До моего праздника рождения еще далеко.

– А это просто так, – улыбнулся Алгар. – Я несколько дней не видел тебя, Айи. Я как-то на прошлой неделе проводил тебя до дома, но ты, наверное, не помнишь. Я думал, мне придётся нести тебя на руках в кровать, настолько сонная ты была.

Аяна виновато улыбнулась, а он внезапно шагнул к ней, подхватил на руки и покружил. У неё от неожиданности всё замерло внутри, а потом она в восторге засмеялась.

– Пусти, Алгар! Я тяжёлая!

– Ты не тяжёлая.

Он остановился, держа её на руках, потом медленно опустил на землю.

– Прости мой порыв. Я просто так счастлив за Миира! Если бы ты знала, как он намозолил мне глаза, пока ходил туда-сюда по комнате, выдирая в отчаянии волосы и мечтая о Нэни. Его радость окрыляет меня.

Он взял Аяну за руку.

– Поехали на праздник. Верхом!

Она удивилась, но Алгар не дал ей времени на раздумья, выводя из конюшни рыжую лошадь арем Тосса. Аяна тревожно посмотрела на него.

– Дядя сказал, что Юшти могут брать все, кому она нужна, – успокоил он Аяну.

Он сел на лошадь и протянул руку. Аяна, заразившись его задором, со смехом взялась за неё и забралась сзади, и Алгар направил лошадь из двора, сразу за воротами подняв в рысь.

Аяна держалась за него двумя руками, но кобылка рысила чрезвычайно тряско, а Алгар к тому же направил её длинной объездной тропинкой. Аяне приходилось всё ближе придвигаться к нему, и, когда они добрались до общего двора, она уже обнимала его за грудь, прижимаясь всем телом к его спине.

Миир встретил их у ворот и протянул к ней руки. Аяна соскочила вниз. Он посмотрел на лошадь, потом на Алгара, подняв бровь.

– Она же тряская, – полувопросительно сказал он.

Алгар с восторгом покивал, и лицо Миира понимающе прояснилось. Он погрозил брату пальцем и ушёл обратно во двор.

– Тили! – крикнула Аяна подруге, которая поправляла корзинки, блюда и кувшины на столе, – Пойдём, переоденемся!

Тили махнула ей рукой, и Аяна задрала голову на Алгара, который крутился рядом на рыжей кобыле, весьма довольный собой.

– Мы с Тили пойдём тоже принарядимся, – с улыбкой сказала она. – Твоя мама сказала, что ты припас для меня угощение.

– Конечно! – сказал Алгар, спешился и пошёл привязывать кобылу. – Приходи, я буду ждать!

Тили наконец закончила поправлять скатерти и вышла к ней.

– Стол наряжен, теперь пойдём и мы с тобой прихорошимся. Аяна, что вообще у тебя есть из нарядного?

– Ничего. Безрукавка мне мала. Тили, да ладно, я просто надену вышитую рубаху и сверху накину куртку. Мы всё равно будем танцевать, придётся скинуть куртку.

– Ну ладно. Я пойду переплету волосы. Как Нэни удается сохранять прическу в таком виде? Она с утра тут крутится, да ещё Миир... её отвлёк. И всё равно – волосок к волоску.

– У неё особая сила, – серьёзно сказала Аяна. – Нам с тобой она недоступна.

– Ну и ладно, – Тили пожала плечами. – Всё, я пошла.

Аяна шла и размышляла. Ей, в отличии от Тили, было немного обидно, что у неё нет такой силы, как у Нэни. С другой стороны, ведь глупо было бы обижаться на то, что у кого-то зелёные глаза, когда у тебя, к примеру, серые, или на то, что у кого-то прямые волосы, а у тебя буйные кудри вьются на голове. Нэни в любой одежде умудрялась выглядеть привлекательно, ну, наверное, кроме такой, как у неё, Аяны. Статное, плавное тело Нэни смешно бы выглядело в детских коротких штанишках и безрукавке. Сестра привлекала внимание одним своим появлением, и все, мужчины и женщины, поворачивали головы ей вслед. Ох, сколько девушек вздохнут сегодня спокойно, после того, как красной лентой будут связаны запястья Миира и Нэни!

У Аяны не было такой притягательности. Не было очарования Тили, серьёзности и рассудительности Олеми, она не обладала той неведомой и мощной силой, которая раньше была в маме, но иссякла, а теперь постепенно, капля за каплей, возвращалась. Что же было у неё?

Тупая. Слепая. Снулая рыба. Никакая.

Она остановилась, перед глазами потемнело. Пасси была права, говоря те злые слова. В ней не было ничего привлекательного. Эта непонятно откуда взявшаяся любовь Алгара к ней тоже была просто ошибкой.

– Кирья? – прозвучало вопросительно из ворот, и она подняла глаза.

25. Я и есть взрослая

Конда стоял перед ней. Аяна онемела от восхищения.

Он нарядился, собираясь на праздник, и достал из сундука, по-видимому, лучшую рубашку — из седы, с кружевными манжетами, белую, гладкую, тонкую. Теперь его тёмные глаза казались ещё ярче, а загорелая кожа — ещё чуть смуглее.

Его кафтан густого, сочного тёмно-зелёного цвета был совершенно иного покроя, нежели те, что кроили у них. Одна его пола не находила на другую, и запахнуться в него было невозможно, да и не нужно — это бы скрыло изящную вышивку золотой нитью, которая изящно вилась по обоим бортам, огибая золотистые застёжки. И штаны, и кафтан, были сшиты из какой-то незнакомой ткани, больше похожей на мех крота.

Аяна, до конца не понимая, что делает, зачарованно подняла руку и кончиками пальцев потрогала его кафтан на груди. Он смотрел на неё так же внимательно, как тогда, у телеги, показав ей сине-зелёную ткань, но теперь к этому любопытству примешивалось какое-то другое выражение. Аяна вдруг пришла в себя и отдёрнула руку. Он стоял слишком близко, и его запах и прищур тёмных глаз заставили её слегка попятиться.