Раб Наилон. Вкус свободы - Анна Жнец

Он достоин любви! Достоин того, чтобы его прошлое не бросало тень на будущее.

— Куда ты так летишь? — Тэлли едва поспевала за ним.

Только после ее слов Наилон осознал, что почти бежит. Его один шаг равнялся ее двум.

Хотелось поскорее со всем покончить. Пока были силы. Пока его переполняла решимость. Сейчас или никогда.

Распахнув полог из черной шерсти, Наилон ворвался в свой шатер и затянул внутрь запыхавшуюся Тэлли. Любимая смотрела на него огромными глазами. Наверное, вид у него был безумный.

Таким он себя и ощущал — оголенным нервом, живым существом без кожи.

Лицо горело, сердце тяжело ухало в груди, на лбу вдоль границы роста волос выступила испарина.

Шумно дыша, Наилон поставил Тэлли перед собой. В воздушном вольере на краю зрения копошились черепахи, и вид их зеленых панцирей придавал Наилону смелости.

Достоин!

Достоин!

Сколько уже можно вариться в собственных страхах!

Он расправил плечи, вздернул подбородок и, с вызовом посмотрев в глаза любимой, сказал:

— Я бывший раб.

Наверное, надо было сказать это иначе, но он представил, как ходит вокруг да около, мучительно подбирает слова и от страха не может выдавить из себя ни звука.

Нет, лучше так. Пока его переполняет кипучая злость на всю эту проклятую ситуацию и придает ему сил.

Раб.

Бывший раб.

Это вся правда, которую ей следует знать.

Более унизительные детали он унесет с собой в могилу, их вытянут из него только под пытками, железными раскаленными клещами. Некоторые тайны должны быть похоронены глубоко в песке, на самом дне памяти.

Два слова.

Он произнес их и сразу почувствовал себя обессиленным, будто голыми руками перевернул два неподъемных гранитных блока. Под взглядом Тэлли его решимость начала таять, и мысленное «достоин» звучало уже не так уверенно. Из утверждения оно опять превратилось в вопрос. Достоин? Действительно ли?

Почему, проклятые демоны, она молчит?!

Неужели не понимает, что каждая секунда ее молчания — жестокая пытка?

Тэлли выглядела так, словно ее приложили по голове пыльным мешком. Втянув голову в плечи, она смотрела на Наилона распахнутыми глазами и теребила пуговицу на платье.

— Я вырос в питомнике, — выпалил эльф, пытаясь ее разговорить, добиться от нее хотя бы какой-нибудь реакции.

Когда он шел сюда, ему казалось, что обнажать душу будет тяжело, что придется заставлять себя говорить через боль и стыд, но слова хлынули наружу неудержимым потоком, они вылетали из его рта легко, как стрелы, выпущенные из лука.

Он говорил, говорил, говорил. Задыхаясь, путая буквы, проглатывая окончания фраз. И с каждым словом вытаскивал из души гигантскую загноившуюся занозу. Так бывает, когда долго носишь в себе постыдную тайну и со временем она превращается в непосильный груз.

Не понадобились жестокие пытки и раскаленные железный клещи — Наилон сам не заметил, как выложил Тэлли все, даже то, что не собирался. На пару минут он сошел с ума, потерял контроль над собственным языком. Его подстегивала безрассудная мысль: «Будь что будет! Либо она меня примет, либо гори оно все огнем».

Он устал бояться.

Устал стыдиться своего прошлого.

Сегодня он принял его как часть себя.

Бывший раб.

Ну и что с того?

Он справился, выбрался, поднялся с самого дна топкого болота, в то время как другие сложили руки и утонули.

Смог бы зазнайка ши Дарай, столь гордый своей бесспорной мужественностью, пережить то же, что и Наилон, пройти через такую же зловонную грязь и не сломаться? Еще вопрос — чей хребет прочнее.

Когда под конец своей речи Наилон прервался, чтобы глотнуть воздуха, ладонь Тэлли опустилась на его губы, призывая к молчанию.

Лицо знахарки горело. По щекам текли влажные дорожки.

— А еще я не умею стрелять из лука, — выдохнул Наилон на ее пальцы. — Никогда ни на кого не охотился.

Его последние слова заставили любимую рассмеяться сквозь слезы. В этом коротком судорожном смешке чувствовалась подступающая истерика.

Странное спокойствие накрыло Наилона вуалью. Чем ярче пылает костер эмоций, тем быстрее он превращается в угли. Не осталось страха, стыда, волнения. Выжженный изнутри, он заранее смирился с любым исходом.

— Теперь ты знаешь, — Наилон убрал ее пальцы от своих губ. — Нужен ли тебе такой муж? Если после всего ты откажешься…

— Я горжусь тобой, — Тэлли качнулась к нему и обхватила ладонями его лицо.

В груди Наилона дрогнула и зазвенела незримая струна.

Он не верил своим ушам.

Любимая сказала, что гордится им?

Гордится? Им? Бывшим рабом?

Она ведь сказала это? Он не придумал, не ослышался?

От слез глаза Тэлли напоминали зеленые озера, что вышли из берегов. Ее лицо было в миллиметре от его лица. Их носы и губы почти соприкасались.

— Ты такой сильный, — всхлипнула его прекрасная невеста. — Каким же надо быть сильным, чтобы… Для меня честь стать женой такого стойкого мужчины, как ты.

Сердце Наилона замерло, а потом застучало как спятивший барабан.

— И тебе не противно? — он задержал дыхание.

— Противно? — золотистые брови Тэлли дернулись навстречу друг другу.

— Прикасаться ко мне?

— Но я прикасаюсь к тебе.

И правда. Ее ладони нежно обнимали его лицо.

— Целовать меня?

С улыбкой Тэлли поднялась на цыпочки и ласково прижалась к нему в коротком трепетном поцелуе. На изнанке губ остался соленый вкус ее слез.

Когда она отстранилась, Наилон все еще не мог впустить в сердце надежду, не мог поверить своему счастью, своей удаче, тому, что судьба щедра не только на удары, но порой и на бесценные дары.

— Быть со мной как с мужчиной? — шепнул он. — Не противно?

В его комнате не было полноценной кровати. В пустыне непросто добыть древесину для мебели, поэтому он спал на тюфяке, набитом шерстью овец. Не отпуская его взгляд, Тэлли отступила на шаг. Она пятилась и пятилась, пока не задела ногой его самодельную постель

— Мне не противно, — сказала она, опускаясь на подушки и раскрывая Наилону объятия. — Больше всего на свете я хочу быть твоей женщиной. Иди ко мне.

Глава 30

Он шагнул к ней, и ему показалось, что мир вокруг замер: время остановилось, ветер, треплющий