Отвергнутая жена - Мартиша Риш
Паул вздохнул и перелил капельку зелья в небольшую стекляшку. Подумал, и добавил еще. Вспомнить бы теперь слова заговора, которые ему передала ведьма. Где-то была спрятана ее записка. И сколько девушке нужно спать, чтоб выздороветь? Кости срастаются быстро. Наверное, хватит недели, чтоб избежать смерти. Там уж и само заживет.
Старик припрятал остатки зелья, после чего он накинул поверх рясы тонкий плащ из шерсти, ночью теперь прохладно, а ему ни к чему простужаться. Он неторопливо поднялся по лестнице, обсуждая сам с собой то, что намеревался сделать. По всему выходило, если он и рискует чьей-то душей, так только своей. Анна примет колдовское зелье помимо своей воли.
Свежий воздух наполнил грудь Паула трепетом. Часовня позади, он идет спасать, творить настоящее чудо, быть может, спасет юную жизнь. Внезапно ботинок наступил на что-то подозрительно мягкое. Священник отдернул ногу и пристально посмотрел вниз. Лицо градоначальника исказила гримаса ужаса. Помер? Люция обманула? Хорошо, что сам Паул не успел пригубить зелья!
Внезапно из-за угла выступила тень. Неужто сам дьявол пришел над ним поглумиться? С большим трудом в лице "дьявола" священник узнал Герберта. Легче не стало. Герберт и так опасен, а тут выходит, что Паула застукали на месте преступления. Яд наверняка определят. А его обвинят в преступлении! В убийстве! В сговоре с ведьмой!
- Должно быть, градоначальника хватил удар. Он так рьяно бился за правду.
- Должно быть, на него напали разбойники. Видите клинок в руке? Он до последнего защищал сокровища церкви и вас, святой отец.
- Разбойники?
- У градоначальника перерезано горло. Я сам только что подошел сюда, вы же видели это.
- И зачем же? - Паул вжался в стену часовни спиной. От Герберта исходило ощущение решимости и опасности.
- Вы сами пригласили меня на исповедь, разве не так?
- Именно так, сын мой. Но теперь я спешу в дом вышивальщицы Анны. Такое горе случилось! Градоначальника отмолить можно и потом. Исповедовать его теперь поздно.
Уверенность в том, что зелье необходимо испытать хоть на ком-то стократно выросла у священника. На ком-то, кого не жаль. Умирающая девушка подойдет лучше всего. Если удастся ей помочь – это будет чудо. А если нет? Она и так обречена.
- Вас проводить?
- Со мной моя вера и крест. Я пойду один.
- Доброго вам пути, отец Паул. Я сообщу страже о том, что стряслось.
Глава 12
- Здесь сласти, сбитень, немного хлеба и вот еще, - парень порылся рукой за пазухой, - Яичко вареное.
- У меня почти нет молока, - голос Люции дрогнул, случилось то единственное, чего она на самом деле боялась. Ее малыш, ее кроха станет мучиться животом, горько плакать. И она теперь ничем ему не сможет помочь.
Страж только хмыкнул в ответ.
- Не бойся, я купил козу и сдоил молока. Успел отнести еще теплым для Зенона.
Люция не поверила своим ушам, а Герберт продолжил, только щеки его едва покраснели,
- Нас у матери семеро было, первых шестерых она сама выкормила, а последышу уже ничего не досталось. Хорошо, купили тем годом козу, выручила нас очень.
- Спасибо.
Люция не знала, как и благодарить стража за такой поступок. Кто бы еще ради чужого ребенка пошел на такое? Или ради нее? Ни один человек в целом городе не стал бы ей теперь помогать, только Герберт. И он даже не боится ее, наоборот, старается утешить. Только ведёт себя немного странно, будто хочет сознаться в чем-то, да слов подобрать не может.
Парень присел на корточки перед окном темницы, взялся руками за прутья, подергал их немного. Черные волосы стражника сегодня не были заплетены в косицу, рассыпались по воротнику куртки. Красивый он и очень смелый, не того она полюбила, не того в мужья себе выбрала. Герберт ни за что бы ее не предал, не бросил бы в темницу, он даже сейчас помогает как может. Делает то, что она сделать не в силах из-за жестокости Розена – заботится о ее мальчике.
Не кормить ей больше своего малыша грудью, не слышать сопения, и маленькие губки больше не обхватят сосок, не будут высасывать молочко, причмокивать от удовольствия. От этого так больно душе и кажется, что самое сладкое в своей жизни она уже потеряла.
Люция уперлась лбом в кованую решетку, рухнул ее крохотный мир, ее мимолетное семейное счастье. Что бы теперь ни говорил муж – все бесполезно, словам она больше не верит, сам же Розен ее от этого отучил.
Герберт ласково провел по волосам ведьмы, парню действительно хотелось ее утешить, дать хоть каплю надежды. Да только чем тут поможешь? Он еще слишком хорошо помнил, как плакала и гневалась его собственная мать, когда поняла, что младшенькому ее молока не досталось. Их, старших, называла обжорами, будто они нарочно все ее молоко выпили.
- Все хорошо будет, не переживай. На козьем молоке крепкие растут дети. И Зенон вырастет крепким.
- Обещай, что не помешаешь отцу Паулу, что бы он ни делал с моим Зеноном.
- Обещаю. Только и ты мне поверь. Я спасу тебя, вытащу отсюда. Уедем верхом в мою страну, там хорошо. Мать моя вас примет, изба у нее большая. По весне поставлю свою. Жизнь наладится, будет не просто, но точно лучше, чем в покоях барона. Лес полон дичи, хозяйство заведу. Станешь жить как княжна, ни в чем нуждаться не будешь. И я ни о чем тебя не попрошу, - голос Герберта дрогнул. Он боялся сказать вслух то, заветное, о чем не смел и мечтать. Но и таить свои чувства от Люции не собирался. Ни к чему это им, - А согласишься стать моей женой, так приму вместе с сыном. Своим его назову. И церкви не бойся, у нас она другая. Обвенчаемся по пути к моему городу.
Люция подняла заплаканные глаза вверх, заглянула в лицо Герберта. Тихо-тихо она спросила.
- И ты меня совсем не боишься? Я ведь и вправду колдунья.
- Не боюсь. Подумай, потом скажешь ответ. Я не тороплю и помогу, несмотря на то, что ты решишь, - парень стер
