Яду, светлейший? - Ольга Викторовна Романовская
– Конечно! – скорчила гримасу. – Дочь за отца не отвечает и всякое такое. Вот скажи, он ведь молодой, при должности, самое время гулять, кабаки там, девки… Или результаты проверки настолько плохи, что светлейшему надо землю носом рыть?
Донимавшие всю службу магического контроля чиновники наконец укатили обратно в столицу. По этому поводу Йозас даже тяпнул рябиновой настойки, которую держал для высоких гостей. Я бы тоже выпила, а то после ромашкового чая Руты во рту стоял горький привкус. Ну да еще успею, с радости или с горя.
Вилкас пожал плечами и свернул к кладбищу.
Тайна так тайна, я для разговора спросила.
Краски дня поблекли, однако солнце еще не село. Деревья и кустарники отбрасывали длинные серо-лиловые тени. В траве все еще копошились многочисленные жучки, но птицы притихли. Дневные свое отпели, а ночные пока не приняли смену.
Не удивилась, когда Вилкас, не спрашивая дороги, сразу свернул направо. Сама плелась за ним нога за ногу, загребая землю носками туфель. Вилкасу приходилось несколько раз меня поторапливать. Ну да, для него это просто работа, после которой ждали сытный ужин и заслуженный отдых.
За могилой матери я следила, но немного в ином, нежели принято у обычных людей смысле. Те пропалывали холмики, мы же, ведьмы, наоборот, трепетно относились к растениям, чем гуще, обильнее они разрастутся, тем лучше. Тут и одуванчики, и пастушья сумка, барвинок, и вечерница. Последнюю я посадила, чтобы мама каждую ночь наслаждалась сладковатым запахом. Нежно-фиолетовые головки напоминали цвет ее глаз – таких же ярких, изменчивых.
– Может, сам с ней поговоришь, а мне потом только «да» или «нет» скажешь?
При виде надгробия с родным именем решимость окончательно покинула меня. К уголкам глаз подступили предательские слезы. Я ощутила укор вины, хотя не до конца сознавала его причину.
Как мама провела последние годы, не мучил ли ее Юргас? А вдруг именно он стал причиной ее смерти? Она ведь была еще не старая…
Заскрежетала зубами:
– Если это он, в порошок сотру!
И кивнула Вилкасу: мол, я готова, командуй.
Делать ничего не пришлось, только встать в сторонке и помалкивать.
Некромант приступил к ритуалу, когда солнечный диск полностью скрылся за горизонтом. Так, в кровавом ореоле догорающего дня, мне и явился призрак матери. Тончайшей струйкой выплыл он из-под земли и, покачиваясь от несуществующего ветерка, замер перед Вилкасом. Некромант удерживал его силой взгляда. Не знала бы, что он человек, приняла бы сейчас Вилкаса за демона: радужку почти полностью вытеснили зрачки. Мышцы на его теле бугрились, руки прикладывали невидимые глазу усилия, не позволяли Чернобогу вернуть душу в свой мир.
– Доброго посмертия, Агне! – вежливо поздоровался Вилкас.
По его носу скатилась капелька пота – тяжело удерживать мертвых.
Мама чуть склонила голову в ответ. Полупрозрачная, белая, даже в таком виде она сохранила былую красоту. В загробном мире мама носила длинное свободное летнее платье и венок из ромашек. Волосы распущены, струятся по плечам.
– У Али, – не разрывая зрительного контакта, Вилкас указал на меня, – возник один вопрос. Важный вопрос. Не могли бы вы на него ответить?
Все это формальности – даже если бы мама не хотела говорить, некромант бы ее принудил. Только мертвые маги высшего порядка могли противостоять его силе, сами решали, с кем им общаться после смерти. Юргас, например. Если его убить, допросить вряд ли получится.
– Надеюсь, у нее все хорошо? – встревожилась мама.
После долгого молчания голос ее скрипел, напоминал воронье карканье.
– Да, – предпочла соврать, чтобы не тревожить матушку на том свете.
Однако она ведьминым чутьем уловила вранье, нахмурилась:
– Врешь ведь! Вся аура волнами…
– А, это по работе. Разные бюрократические формальности. – Говорила, а сама смотрела мимо нее. – Ты лучше скажи… Понимаю, это дурная шутка, но… Словом, Юргас мне отец?
Сердце пропустило удар, хотя между вопросом и ответом минуло какое-то мгновение.
– Да, отец, – ударом колокола отозвалось в моей голове. – Но кто тебе сказал? Он?
Медленно опустилась на траву: мне резко стало плохо. Перед глазами потемнело. Жадно глотала воздух и не могла надышаться. В груди ворочалось что-то черное, будто всемогущий Юргас запустил туда щупальца своей магии. В страхе даже огляделась по сторонам, но нет, мы с Вилкасом одни, новоявленный отец не пожелал воссоединиться с семейством.
– Но… Но я же светлая, это невозможно!
Я отчаянно отказывалась принимать правду, цеплялась за тот же аргумент, который прежде приводила Линасу.
Мама молчала. То ли не знала ответа, то ли не желала отвечать. Напустилась на нее с упреками:
– Как ты могла?!
По щекам стекали слезы.
– Он… Да с кем угодно, мама, только не с ним!
– Я не специально, так вышло. Спутника не выбирают. И все же кто рассказал тебе?
– Неважно!
Рывком поднялась на ноги, утерла кулаком слезы.
Не дождетесь, не брошусь на шею. Он мне чужой.
– Рута, полагаю? – Мама оказалась прозорлива. – Она все крутилась вокруг него, себя предлагала, а он выбрал меня. Из всех женщин двух миров меня. Мы не были просто любовниками, мы…
– Не желаю слушать!
Выставила руки перед собой, попытавшись ладонями отгородиться от ранящей правды.
– Ты еще юна, когда-нибудь ты поймешь. Женщине порой не хватает сильного мужского плеча. Тяжело быть все время одной, Аля. Юргас… – Мама ненадолго замолчала. – Не стану врать, будто между нами была любовь, он вряд ли способен кого-то любить, но я не жалею ни об одном годе из тех семи лет, которые мы провели вместе.
– А потом родилась я, и идиллия рухнула? – спросила намеренно зло, желая уколоть.
– Сначала родилась ты, потом все остальное, – с легкой улыбкой поправила мать. – Он обещал заботиться о тебе, на смертном одре мне пообещал. Добровольно.
– Угу, и уже начал. – Ядовитые слова лились из горла неудержимым потоком. – Подставил, заставил работать на себя, угрожал – что-то не очень похоже на заботу!
– Иногда мы ее просто не замечаем. Не суди строго, Аля!
– Хватит! – крутнувшись на пятках, развернулась к Вилкасу. Все это время он исправно изображал безмолвную статую. – Сеанс окончен.
– Аля! – полетел мне вслед голос призрака матери, но я не слушала, на крыльях ярости неслась к воротам.
В голове молоточками стучало: «Юргас мой отец».
Мама жила с ним добровольно – вот чего не могла понять. Если бы он принудил, изнасиловал, но целых семь лет провести с ним, а затем сохранить дружеские отношения, теплые воспоминания – это за гранью моего понимания.
До Колзия добиралась бегом. В предместье, запыхавшись, остановилась, вспомнила о Вилкасе. Нехорошо вышло, следовало
