Супруги по (не)счастью - Соня Марей
То, что он разливается соловьем, не делает его твоим другом или союзником. Вы вынуждены терпеть друг друга лишь временно. А потом… ты должна расправиться с ним первой. Первой нанести удар, даже если он придется в спину».
От всего этого на душе было паршиво.
– Ты кое-что забыл, – произнесла я тихо и, когда Фрид вопросительно изогнул брови, продолжила: – Ты причастен к гибели моих людей. Они были мне верны, они погибли за меня. Это ни капли не смешно.
Вспомнилась жесткая отповедь, когда он говорил, что если правитель слабый или глупый, он умрет. А в моем случае и остальных за собой потянет. До этого момента я старалась не думать о них, не вспоминать их лиц, но закрывала веки – и они приходили ко мне.
– Таков удел воина, – пожал плечами Фрид. – Я давно уже знаю, что своей смертью не умру.
Мне нечего было на это возразить. С одной стороны, он прав, с другой – все равно гадко.
– Считаешь меня бесчувственным бревном?
– Отчего же? Сегодня ты был даже слишком чувствительным, – в голову снова полезли воспоминания о его странном порыве. Стало трудно дышать, сердце забилось быстрее.
Мне показалось, или человек без стыда и совести действительно смутился? Опустил глаза вниз, а после перевел взгляд на огонь.
– Даже не знаю, что на меня нашло, – признался, по-прежнему не глядя на меня.
А если с ним творится то же, что и со мной?
Взгляд упал на его руки, обнаженные до локтей, – белая вязь татуировки отчетливо выделялась на загорелой коже. Она выглядела, как браслет очень дорогой и тонкой работы, и удивительно ему шла. Узор был толще, чем у меня, но и запястья у южанина намного шире. Когда он сжимал кулаки, сухожилия напрягались и отчетливо выступали под кожей.
И пальцы… Я задержала на них взгляд.
Сразу видно, что он всю жизнь не трактаты писал и не на лютне мелодии наигрывал. Хотя вот Улвис тоже был воином, но его руки были белыми и холеными, а пальцы – тонкими.
Я устыдилась своих мыслей. Дико было признаваться даже самой себе, что мне понравилось, когда южанин меня касался. Это было удивительно, учитывая, что я вообще ненавижу, когда меня трогают.
Ох, быстрей бы избавиться от этой дурацкой татуировки! Всю жизнь отравляет.
– Фарди? – позвал он негромко, и наши взгляды пересеклись.
Я смотрела на его лицо сквозь пламя, думая, что стоит возмутиться из-за очередного обзывания меня едой, но вместо этого захотелось расспросить его о юге. Там, где растет этот загадочный виноград, наверняка солнце светит весь год, море теплое, как парное молоко, а равнины зелены и плодородны. Там девушки носят открытые платья, им не нужно сражаться, чтобы выжить. Они могут позволить себе быть слабыми и есть сладости круглый год.
– Сколько тебе лет?
Вопрос застал врасплох.
– Не важно.
– А почему заикаешься?
– Не заикаюсь. Тебе послышалось, – я опустила взгляд. – Нам лучше не разговаривать о таких вещах. Не узнавать друг друга лучше. Это ни к чему.
Тишина. Только огонь негромко потрескивает.
– Еще недавно я бы с тобой согласился, но что если нам не удастся разорвать эту связь? Что тогда, Фардана? – южанин сверлил меня своими внимательными темными глазами, в которых плясали языки костра.
Я опустила голову и спрятала в ладонях лицо.
– Не знаю! Это будет крах всего.
Мы молчали некоторое время, я избегала смотреть на своего горе-мужа, но чувствовала его взгляд на себе. Наконец, он произнес:
– Я даже не второй сын, не третий, а только девятый, но у меня есть красивое поместье в Лурции – это южная провинция Этьюрдана. Оно стоит на берегу теплого моря, а вокруг – виноградные поля.
Я медленно подняла глаза. Фрид глядел открыто, откинувшись на стену пещеры и скрестив руки под грудью.
– Ты опять издеваешься, проклятый южанин?
Он пожал плечами.
– Почему же? Пытаюсь продумать дальнейшую тактику, если мы окажемся обречены друг на друга. Вряд ли твои подданные будут рады князю южанину, значит, заберу тебя с собой. Тебе понравится у меня на родине, вот увидишь.
– Замолчи! Или я придушу тебя, несмотря на заклятье. Даже если не получится снять его, я никуда с тобой не поеду, ясно? Нужен ты мне больно, – я фыркнула и отхлебнула горячей жидкости.
А сама думала – если даже у него, одного из младших детей в семье, есть собственное поместье с полями, то он, вероятно, из очень богатой семьи. Я отметила это вскользь, конечно. Без всякой задней мысли!
– Поговори со мной, Фарди, – вдруг попросил он совершенно искренне.
Я вскинула голову и посмотрела ему в лицо.
– Это был нелегкий день. Неплохо бы отдохнуть.
– Хочешь спать?
– Я да. А ты?
– Не очень. Здесь слишком скучно, – Фрид подтянул колено к груди и оперся на него локтем. Он смотрел на меня, чуть склонив к плечу голову. – Расскажи о себе.
Уже влез в мою жизнь, протоптался по ней, а теперь и в душу хочет залезть?
– Что ты рассчитываешь услышать?
– Все, что сама считаешь важным. Что-то о тебе настоящей.
Обо мне настоящей?
Я целую бездну времени ни с кем не разговаривала просто так. По душам, прячась от дождя в узкой холодной пещере. Наверное, с тех пор, как не стало брата. После того страшного события мама превратилась в живого призрака. Отец пытался вырастить из меня замену – жесткую и холодную, а друзей у меня не было. Были просто верные люди, но никого я в душу не пускала.
А сейчас вот сижу и собираюсь говорить… с врагом.
– Когда-то я любила лазать по скалам, – сказала первое, что в голову пришло.
– Почему?
– Свобода и опасность горячили кровь. Когда смотришь вниз и видишь под собой облака, хочется взмахнуть крыльями и улететь. А какие там рассветы и закаты…
Южанин слушал внимательно, а я не верила, что произношу эти слова. Будто кто-то другой, мечтательный и смелый, говорит вместо меня.
– Почему ты говоришь так, будто все это в прошлом?
– Потому что этого уже нет и не будет, – я пожала плечами и, пока южанин не продолжил любопытствовать, попросила: – Теперь твоя очередь. Расскажи мне про Сынов Огнеликого. Как ты оказался среди них?
Уже сидим и разговариваем, как старые друзья. А дальше что?
– В моей семье младшие сыновья становились храмовниками, учеными или шли служить в Орден. Такова традиция.
– Ты из аристократии?
– Можно и
