Сумеречный приют - Алесто Нойманн
Ник нежно провел рукой по одной из рабочих курток Хаббл, висевших на крючке. Здесь все говорило о ней: разбросанные чертежи, книги с пометками, любовно разложенные на полках детали, полная окурков зловещая пепельница и… запах. Дровосек готов был поклясться, что чувствовал ее запах, от которого трепетало сердце.
Позади послышались знакомые шаги тяжелых ботинок по траве. Обернувшись, Ник увидел, как слегка покачивавшася на ногах Хаббл спускалась вниз по лестнице. Словно алкогольный дурман еще потряхивал мышцы, не давая прямо ходить. Заметив Дровосека, она резко выдохнула.
— Привет, — тихо поздоровался он.
— Ну, привет.
Она остановилась возле стола и достала из пачки сигарету. Зажав ее в зубах, снова повернулась к Нику. В глазах не было ничего, кроме презрения, которое часто появлялось, когда кто-то делал что-то очень неугодное. Ломал машину, издевался над слабыми или манипулировал.
— Хаббл, я хотел поговорить, — осторожно начал Дровосек.
— Слушаю. — Она чиркнула спичкой и прикурила.
— То, что произошло между нами вчера… — Он прервался. — Прости, я подумал, что ты говорила серьезно.
— Я была пьяна, Николас, — резко сказала она. — А ты просто воспользовался ситуацией вместо того, чтобы отобрать у меня фляжку.
Значит, он не ошибся. Она действительно избегала его с самого утра, потому что он разрушил священную неприкосновенность их дружбы. Сердце болезненно сжалось, но он пообещал себе сделать все, чтобы она его простила.
— Ты спросила меня, почему я чувствую себя живым, — тихо сказал он. — И я ответил честно. Я правда очень сильно люблю тебя и ни за что не стану настаивать ни на чем большем, если ты этого не захочешь.
Хаббл пренебрежительно фыркнула.
— Не ожидала, что ты настолько жалок. — Она затянулась и сверкнула глазами. — Распинался про то, как не сможешь соревноваться с живыми людьми. И знаешь что? Ты прав.
Ник покачнулся на ногах. Ему было очень больно это слышать, вчерашний вечер показался далеким сладким сном, который оказался ошибкой, перечеркнувшей все.
— Можешь заплакать, — безразлично сказала Хаббл.
— Ты же знаешь, что я не умею.
— Точно. — Она кивнула. — Ты даже в этом людям проигрываешь. Я вложила в тебя столько сил, пыталась сделать живым, но из этого ничего не вышло.
Ник сделал шаг навстречу. Все нутро болело, словно обрушиваясь под напором слов.
— Хаббл, я понимаю, что ты злишься. Но, пожалуйста, не надо так…
— Как?!
— Ты ведь говорила, что я… человек.
Она снова усмехнулась, от этого звука стало совсем отвратительно на душе.
— Ник, мне было жаль тебя, ты был никому не нужен! Никому, кроме меня! Неужели ты не видишь?
— Ты ведь сейчас несерьезно…
— Они все. — Хаббл указала наверх, словно говоря об обитателях приюта. — Ты просто рубишь им дрова, защищаешь их от тварей, выполняешь любую работу, приходишь на помощь. Ты по-прежнему никому не нужен, а я зачем-то взвалила на себя груз твоего существования.
— Почему было не оставить меня в лесу? — Ник закрыл глаза, стараясь не рухнуть от потока ужаса, который лился на него, опутанный в самый любимый голос на планете.
— Лучше бы я оставила тебя в лесу.
Без предупреждения она резко протянула руку и прижала ладонь к его груди. Ник распахнул глаза, его сердечник, никогда до этого не беспокоивший владельца, словно проткнули острым лезвием. Словно удар молотом, направленный в самую чувствительную и уязвимую часть его тела. Он закричал от невыносимой боли, мир вокруг замер, в глазах почернело.
— Больше ты никому не помешаешь.
Ник остолбенел от ужаса, боли и непонимания. Теплое обволакивающее доверие рвалось, оставляя кровь и ошметки. Дровосек инстинктивно сделал шаг назад, но железные конечности отказывались слушаться, и он рухнул на колени. Последний взгляд в глаза, когда-то смотревшие на него с бесконечной нежностью.
Это не она.
Умирающее сердце забилось с бешеной скоростью, глаза наполнил яркий свет покидающей сердечник энергии. К железной груди прижималась рука существа, выглядевшего, как его любимая.
Но вместо теплоты темных глаз он видел лишь бездонную силу тьмы.
— Ах ты тварь! — Незнакомое женское шипение.
В одну секунду шею монстра пронзил острый клинок, и тело двойника почернело с ног до головы, словно обугливаясь. Однако последний отблеск гаснущего сердечника, словно потушил свет внутри.
Последнее, что он слышал — крик настоящей Хаббл, его любимой. Он прокатился по подвалу, пронзительный и полный безысходности, словно вой раненого животного.
Темнота.
Изекиль
Изабелла, Изекиль, Изюмка, чертик, демон, пушистый.
Однажды она погибла в пещере, спасая от смерти молодого парня, лишившегося дома и родных. Но демон никогда не может окончательно умереть. Она угодила в ад, но обещание, данное другу, вело ее вперед, бросало из стороны в сторону. Память исчезла, исчезло все, осталось лишь странное неусыпное чувство двигаться.
В Сумеречный приют.
В каком бы то ни было обличье.
Кристалл, который она передала Харперу, словно напал первым. Помог вернуть память, человеческий облик женщины с ястребиными янтарными глазами, но отшвырнул так далеко в адскую пропасть, что пришлось пробираться через пламя, чтобы вернуться в Сумеречный приют, где осталась огромная опасная брешь. Где осталась ее беззащитная семья, брошенная на растерзание тварям, которые могли пробраться внутрь.
Утопая по колено в крови и адских углях, она шла вперед, скаля зубы и выискивая ту самую тропинку, ту самую лазейку, которая угрожала всем опасностью и оставалась ее последним шансом увидеться с друзьями. Белоснежные волосы прилипли к лицу, черный костюм побагровел от крови, она рычала, как дикая кошка, отбрасывая в сторону адскую мелочь, путавшуюся под ногами.
Изекиль знала, что они не закроют брешь. Будут ждать, пока их друг вернется. Подвергнут себя огромной опасности, но дождутся.
Больше всего Изекиль боялась перевертышей, потусторонних охотников за душами, которые вполне могли пролезть в хрупкий мир ее любимой семьи и разнести все до основания. Они принимали облик самого душевно уязвимого человека, пропитывались воспоминаниями, а потом атаковали. Таких уродов вокруг Сумеречного приюта было хоть отбавляй, они собирались вокруг их эмоционального круга годами, выжидая, пока откроется брешь, способная их пропустить. Изекиль это чувствовала так остро, что дыбились волосы.
Раздирая в кровь руки, она собственными заостренными ногтями выцарапывала на ладонях руны, которые позволили бы ей связаться с единственным проводником Сумеречного приюта. Она посылала Джессике силы, чтобы провидица смогла увидеть опасность, если та подберется слишком близко. Если адским пламенем Изекиль была дарована сила чувствовать мысли и эмоции людей, она должна была воспользоваться ей, чтобы спасти место, ставшее домом.
У нее не получилось.
Клинок выпал из руки, и Изекиль пошатнулась. Обугленное тело перевертыша валялось подле ее ног. А в желтоватом свете
