"Кэшбек" для Судьбы и учеба вне правил - Татьяна Мираббилис
— На удивление, правильные додумывания. Многие знают?
— Нет, — перехватила слова, готовые слететь с губ говорливой подруги, — только несколько человек, — я решила не уточнять: мало ли почему интересуется?
— А ты какой руки принц? Правой или левой? — не утерпела Сенти.
— Левой, я ведь всего лишь геккон. А вы не так-то и мало о нас знаете… Это облегчает мне работу.
И мы с подругой встрепенулись. Слово работа прозвучало… полновесно. А в контексте ситуации так и совсем зловеще. Мы выпрямили спины — без боя не сдадимся. Люгест оценил наш воинствующий и решительный вид и… улыбнулся.
— Я пришел рассказать тебе кое о чем, Зира. Но раз ты так близка с Милисент, я не буду возражать против ее присутствия, если, конечно, ты сам не решишь иначе.
Пауза длилась ровно столько, пока мы с «зеленушкой» осознавали сказанное. Минуту или две. Когда с наших губ уже собрались сорваться вопросы, Люгест продолжил.
— Прошу, не перебивайте! Поймите, никто не знает, что я здесь и хочу раскрыть вам нечто важное.
— Почему? — я внимательно прислушивалась к тембру голоса ночного посетителя. — Почему ты хочешь на это рассказать?
— Потому, что ты… хорошая. Не смотришь на нас свысока. Нос не воротишь. Не задумываясь приходишь на помощь. Это дорогого стоит. Как минимум, взаимной откровенности, — Люгест пожевал губами, собираясь с мыслями и продолжил без обиняков. — Нас собрали в спешном порядке. Особо не выбирали. По какому принципу, не знаю. Скажу только, что каждый из нас наследник своего рода и все мы — потомки правителя ящеров. Кто в большей степени, кто в меньшей.
— Это как? — всунула свой длинный нос Сенти.
— А так. Родство можно определить по сроку жизни представителей того или иного рода. У кого-то он больший, у кого-то — меньший. У кого длиннее жизненный цикл, тот ближе к династической линии, у кого меньший… сами понимаете. У мелких ящериц и нас, гекконов, срок жизни заметно мал. Поколения сменяются быстрее, а значит, каждый из нас правителю что седьмая вода на киселе. Его крови в нас осталось мало. Она многократно разбавлена. И если смотреть по родству, то я ему пра-пра-пра-пра-правнук. Если не дальше. Звено левой руки — это почти уже не родственник, хотя частица царской крови все же имеется, а значит, не просто безмозглая зверорептилия.
Неожиданно для себя я посмотрела на парня совсем другими глазами.
— А Прасикус и Нияз? К какой руке они относятся?
— О-о, они самые близкие родственники правителю.
— А кто роднее? — не отставала зеленушка.
— Я не знаю, — удивил нас Люгест.
— Как так? — Милисент сорвала вопрос с языка.
Парень пожал плечами:
— Никто не знает степени родства «праворуких».
— ????
Сенти открыла и закрыла рот в безнадежной попытке сформулировать вопрос. А я недоумевающе зависла на сероглазом отпрыске правителя ящеров. Парень поймал мой взгляд. Встал. Прошелся по комнате. Остановился напротив нас.
— Никто не знает степени родства потомков правой руки, чтобы не было распрей за наследование трона. Такова изначальная воля правителя Ногарда. У него много сыновей. Все они от разных матерей. Постоянной пары у него нет. Поскольку сроки беременности у каждой самки разные, то только правитель знает своих детей в лицо. Чтобы еще больше запутать следы, иногда женщинам изменяют память, чтобы не знали от кого зачали. Из одного рода правитель может взять несколько самок, но кто из них станет его временной любовницей, а кто любовницей, приближенного правителю придворного, они знать не будут. Но все знают одно, если род стоит по правую руку, значит в нем есть близкий правителю родственник — сын, внук. Когда придет время, правитель Ногард сам объявит своего наследника.
— Что? — мы совершено растерялись. — Значит, ты совершенно в пролете?
Парень крепко сжал спинку стула:
— В нашем царстве все может быть. Я не удивлюсь, если наследник вдруг окажется в нашем «леворуком» крыле. Правитель на все способен. Его невозможно просчитать. Может и среди нас спрятать. Но если судить по искрам силы, то я вряд ли могу на что-то надеяться.
Я лихорадочно искала в памяти хоть какие-то сведения обо всем, что услышала. Говорила ли мне Офелия что-либо о силе, которую упоминал адепт Мимиктус? Моя пра-пра давно не появлялась в моих снах, а я сама, сколько не пыталась, не могла с ней связаться. Видимо, нелегко дались ей воспоминания. Хотя меня тревожило, что я не могу попасть к ней в эфир сама. Раньше это давалось без труда, по желанию. На свои вопросы я так и не нашла ответы.
— Царицы у нас никогда не было, — продолжал Люгест. — Почему? Не знаю. Были краткосрочно приближенные дамы, любовницы-однодневки. Их не знали в лицо. О них только слышали. Как их выбирал правитель, только ему известно. Имена не разглашались. Девицы то пропадали, то появлялись. Никто из них ничего не помнил: где были и с кем. А поскольку уклад нашей жизни таков, что мы живем по большей части обособленно, то и полной картины о возможных наследниках никто не имеет.
— А у наследников уже свои наследники есть. Ловко, — я задумалась.
— Наверное. Во всяком случае никто и не пытается высовываться. Правитель Ногард крут характером. Выяснения боком вылезут. Придет время, он сам выберет и объявит наследника.
— А он старый?
— Лет то ему очень много, Сенти, но по внешности и не скажешь. Как и о ректоре этой академии.
Сравнение мне не понравилось: нечего здесь Эристела приплетать! И не старый он, а в полном расцвете сил! Но в слух поинтересовалась другим:
— Можешь рассказать о его способностях? — я встала и включила свет. У меня были вопросы, и я должна была получить на них ответы.
Парень вздрогнул и поежился:
— Есть у него способность изменять память. Он может повлиять и на память, и на мысли. Навеять нужные ему.
Неприятная догадка пришибла словно пыльным мешком.
— А у вас?
Люгест неуверенно манул головой, соглашаясь.
— Что? — застыла «зеленушка».
— Вас прислали сюда, чтобы на нас воздействовать? — в моем голосе прорезалось зловеще шипение. — А ну, рассказывай все!
— Нет. Не на вас, — адепт Мимиктус выдержал мой взгляд. — И у нас эта способность слабо выражена. Я даже не знаю, может ли кто из нас по отдельности повлиять на какую-то особь самостоятельно. Я — точно нет. Разве что совсем малость. И мы не меняем память.
— А адепт Нияз?
Я вперила взгляд в геккона. Какое у него удачное прозвище — сатанинский! А по внешности не скажешь! В тихом омуте… Черт побери! И
