Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон
— Полагаю… не исключено, — сказал он неуверенно, — что ваш муж отправился с армейскими хирургами, чтобы помочь раненым.
— Ох. — Бри наконец удалось вдохнуть полной грудью — первый раз за последние три дня. — Да. В этом… есть логика.
Но почему, черт возьми, он не прислал мне записку?
Собравшись с силами, Бри встала и в знак благодарности протянула лорду Джону руку. Он взял ее за руку, приблизил к себе, и впервые после ухода Роджера Брианна ощутила тепло чьих-то объятий.
— Все будет хорошо, моя милая, — тихо сказал он, похлопал ее по спине и отступил назад. — Я в этом уверен.
* * *
Брианна разрывалась между такой же уверенностью и полнейшей неуверенностью, однако совокупность фактов все-таки указывала на то, что Роджер а) жив и б) относительно невредим, и этого полуубеждения хватило, чтобы она вернулась к работе с острым желанием растворить свои сомнения в скипидаре.
Работа над портретом Анджелины Брамби напоминала ей не то попытку поймать бабочку без сачка, не то ночную засаду у водопоя в ожидании появления пугливого дикого зверя на несколько секунд, в течение которых, если повезет, можно его запечатлеть.
— Все бы сейчас отдала за свой «никон», — пробормотала Бри себе под нос.
Сегодня она приступила к волосам. Анджелина провела почти два часа в руках самого известного парикмахера Саванны и наконец вошла в мастерскую с облаком тщательно уложенных кудрей и локонов, напудренных дальше некуда и ко всему прочему украшенных там и сям дюжиной бриллиантов. Из-за огромности конструкции создавалось впечатление, что Анджелина несет на голове грозовую тучу, сопровождаемую вспышками молний.
При этой мысли Брианна улыбнулась, и Анджелина, до сей поры слегка робевшая, приободрилась.
— Вам нравится? — с надеждой спросила она, осторожно ощупывая прическу.
— Да, — заверила Бри. — Позвольте, я помогу…
Анджелина то ли не могла, то ли не захотела наклонить свою пышную голову, чтобы взглянуть под ноги, и едва не споткнулась о маленькую платформу, на которой стояло кресло натурщицы.
Усевшись, девушка вновь стала собой: без конца сыпала вопросами, рассуждала вслух, постоянно отвлекалась и ни минуты не сидела смирно, взмахивая руками, вертя головой и удивленно раскрывая глаза. Запечатлеть ее на холсте было непросто, и вместе с тем Бри получала удовольствие, наблюдая за ней, и разрывалась между раздражением и восхищением. Как бы поймать эту беспечную бабочку и заставить ее замереть на пять минут, не втыкая булавку в грудь.
Однако за неполных две недели она неплохо изучила Анджелину и теперь, поставив на стол вазу с искусственными цветами, твердо наказала девушке не спускать с нее глаз и пересчитать лепестки. Затем перевернула песочные часы, отмерявшие две минуты, и призвала свой объект не говорить и не двигаться до истечения времени.
Подобный прием, повторенный несколько раз, позволил ей обойти вокруг Анджелины с блокнотом в руке и сделать наброски головы и шеи, а заодно наметить мелкие детали вроде локона, спускающегося вдоль изгиба шеи, или упругого завитка над одним из ушей Анджелины. Подсвеченное заглянувшим в окно утренним солнцем, оно приобрело очаровательный розовый оттенок, и Бри хотела его поймать.
Возможно, стоит заняться руками… От волос она до поры до времени получила все необходимое, а мягкая серая накидка из шелка как раз приоткрывала руки Анджелины до локтей.
— О-о! Вы будете рисовать меня прямо сейчас? — Анджелина выпрямилась, сморщив нос от запаха свежего скипидара.
— Совсем скоро, — заверила Брианна, раскладывая палитру и кисти. — Если вы желаете немного размяться, теперь самое время.
Девушка без уговоров спустилась с платформы, одной рукой придерживая сооружение на голове, растопырив пальцы другой для равновесия, и исчезла в задней части дома. Брианна слышала, как она вышла во двор и окликнула Джема с Мэнди, играющих в мяч с соседским мальчишкой Хендерсоном.
Бри глубоко вздохнула, наслаждаясь кратким одиночеством. Хотя в окно светило яркое солнце, в воздухе сильно чувствовалась осень; одинокий шмель с ленивым жужжанием влетел в комнату, покружил над не оправдавшими надежд восковыми цветами и снова вылетел.
В горах скоро наступит зима. Брианна ощутила укол тоски по высоким утесам и свежему благоуханию бальзамических елей, снега и мокрой земли, теплому запаху животных в загоне. Но еще больше — по родителям, по тому чувству, когда все родные рядом. Поддавшись внезапному порыву, она перевернула страницу альбома для рисования и попыталась набросать отцовское лицо — всего пару линий в профиль, прямой длинный нос и волевой лоб. И маленький изгиб в уголке рта, намекающий на скрытую улыбку.
Пока этого достаточно. Успокоенная его присутствием рядом с собой, Бри открыла коробку, в которой хранила самодельные трубочки из свинцовой фольги с загибкой на концах, чтобы держать их закрытыми, а также маленькие баночки с растертым вручную пигментом, и приготовила свою немудреную палитру. Свинцовые белила, немного ламповой сажи и капельку краплака. После секундного полебания она добавила тонкую желтую полоску окиси свинца и пятно темно-синей смальты — самое близкое подобие кобальтовой сини, которое удалось получить (пока что, — упрямо подумала она).
Размышляя о тенях, Брианна подошла к небольшой коллекции холстов, прислоненных к стене, открыла незаконченный портрет Джейн и поставила на стол, где на него падал утренний свет.
— Вот в чем загвоздка, — пробормотала она. — Может…
Свет. Она писала Джейн, воображая источник освещения справа, чтобы подчеркнуть тонкую линию подбородка. Но Бри так и не определилась с природой этого света. Тени, отбрасываемые утренним светом, имели зеленоватый оттенок, полуденные были темными, с легким коричневым тоном под цвет кожи, а вечерние — голубыми и серыми или темно-лиловыми. Какое время суток подходит загадочной Джейн?
Сдвинув брови, Брианна взирала на портрет, пытаясь почувствовать девушку, понять ее, опираясь на слова и впечатления Фанни.
Джейн была проституткой. Фанни сказала, что оригинальный рисунок сделал один из клиентов в борделе. Тогда, наверное, он сделан ночью? Значит, свет очага… или свечи?
Ее размышления были прерваны смехом Анджелины, шагами в коридоре и оживленным мужским голосом. Мистер Брамби. И чем сейчас заняты его мысли? Доволен ли он исходом битвы или разочарован?
— Хенрике, мистер Соломон в моем кабинете, — бросил он через плечо, входя в мастерскую. — Будь добра, принеси ему что-нибудь поесть. А, миссис Маккензи. Доброе утро, мэм. — Альфред Брамби с улыбкой остановился в дверях. Сияющая Анджелина повисла у него на руке, осыпая рукав бутылочно-зеленого сюртука белой пудрой, однако супруг, похоже, этого не замечал. — Позвольте спросить, как продвигается работа?
