Диана Гэблдон - Гуманный убийца

Диана Гэблдон и Сэмюел Сайкс

Гуманный убийца

Диана Гэблдон, автор международных бестселлеров, является лауреатом премий «Перо» и «Рита», присуждаемых Обществом писателей-романистов Америки. Ее перу принадлежит весьма популярный сериал «Чужестранка» («Outlander»), посвященный путешественникам во времени. Он включает такие романы, как «Стрекоза в янтаре» («Dragonfly in Amber»), «Путешественница» («Voyager»), «Барабаны осени» («The Drums of Autumn»), «The Fiery Cross» и «А Breath of Snow and Ashes», «An Echo in the Bone» и др. произведения. Ее исторический цикл о приключениях лорда Джона включает такие работы, как «Lord John and the Private Matter», «Lord John and the Brotherhood of the Blade», роман, выходивший в периодике с продолжением — «Lord John and the Hellfire Club», а также сборник рассказов «Lord John and the Hand of Devils».

Существует и своего рода путеводитель по творчеству писательницы — «The Outlandish Companion».

Сэмюел Сайкс — автор относительно новый, в недавнем прошлом — выпускник Университета Северной Аризоны. «Гуманный убийца» — его первая заслуживающая упоминания опубликованная работа, которая, как он надеется, станет первой среди многих. Он родился в Финиксе, Аризона, и теперь живет в том же штате, в городе Флэгстафф.

Здесь эти два автора объединили усилия, чтобы описать уникальный и случайный союз весьма различных персонажей, которые обнаруживают, что должны решить одну общую проблему. Если, конечно, у них получится.

— Имя ему — сэр Леонард Саваэль!

Молодая женщина затаила дыхание и с облегчением убедилась, что толпа, по крайней мере на какое-то время, оставила свои дела. Множество глаз было устремлено на нее снизу. Мутных, раздражительных, воспаленных — в той или иной степени.

— И он, без сомнения, — немедля продолжила она, — величайший из непомазанных, являвшихся когда-либо во владения цивилизованных людей!

Толпа задвигалась. Губы, зачастую украшенные бородавками, кривились при упоминании о непомазанных. Женщина откашлялась, прикидывая, как они примут ее следующее заявление.

— И, не считая себя достаточно чистым, чтобы носить булаву, — ей пришлось повысить голос, чтобы быть услышанной среди гула разочарования, — он своим мечом обагрил языческой кровью больше песка, воды либо камня, чем кто-либо иной другим оружием, тупым или острым!

Она увидела, как там и здесь в толпе ей ответили суровыми кивками немолодые мужчины — должно быть, ветераны, — и это вселило в нее надежду. Собрав все силы, она еще повысила голос:

— Ни разу не входил он ни в один Божий храм… — Тут она даже вздрогнула от рассерженного рева толпы и почти прокричала: — Ибо там запеклось столько крови, что он не надеется отмыть от нее обувь свою! — Люди невольно захихикали, и это добавило ей смелости. — Он призывает Имя Божие со всем благочестием, присущим людям рясы и меча, но смирение его столь велико, что ни разу он не отваживался судить ближнего своего.

Если бы толпа была единой личностью, эта личность сейчас подняла бы бровь. Женщина прикусила нижнюю губу: вовсе не такие чувства она рассчитывала возбудить у этих людей. Что ж, сказала она себе, иди до конца! И продолжила ясно и звонко:

— Итак, я призываю вас, дорогие друзья, учесть его суждение! Ибо он столь возвышен и чист, что, услышав, как он свидетельствует о моей невиновности, вы просто не сможете меня и дальше винить!

Капеллан наклонил голову при этих словах. Напудренный парик и обвисшая кожа на лице — не очень-то приятная маска старости. Он покосился на алтарного мальчика-служку. Тот просто глазел на женщину, его глаза ничего не выражали. Наморщив белый лоб, капеллан повернулся к толпе и неспешно проговорил:

— А вы что скажете в ответ на эту страстную мольбу, добрые люди?

Старики в смятении посмотрели на женщин. Те смотрели на них с таким же смятением. Понятно, не на молодых же им было смотреть, принимая такое решение. У молодых мужчин крепкие сердца и умы, осененные Божией благодатью, и они смотрели бы только на нее. Ну, там, могли бы глубокомысленно покивать, заявляя, что дело требует раздумий и обсуждения. А то вовсе присмотрелись бы к ее лицу, столь прекрасному и не отмеченному ни единым шрамом, да и увели бы ее с собой в направлении ближайшей пивнушки.

Она огляделась и сказала себе: ну конечно, молодых мужчин в этой деревне почти не осталось. Вот стариков было множество. Молодые в большинстве своем, скорее всего, покоились на местном кладбище. А те, что оставались в живых, несомненно, отбыли на юг. В этот их ценнейший крестовый поход.

Так что оставались в основном женщины. А кто и когда прислушивался к мнению женщин?

Ну и чему удивляться, что голос и морщинистый кулак возвысил один из стариков.

— СЖЕЧЬ ЕЕ!

— СЖЕЧЬ ЕЕ! — подхватила толпа, включая маленьких детей. — СЖЕЧЬ ВЕДЬМУ!

— Да что же это такое! — отчаянно закричала в ответ Армеция. Будь ее воля, она начала бы швыряться в них вязанками хвороста, сваленными у ног. Наверное, поэтому ее и привязали к столбу. — Я ничего плохого не сделала!

— Не лги! — заорала одна из старух, скрюченная возрастом, словно оплывший свечной огарок. — Ты мою внучку своей черной магией извела!

И в качестве доказательства своих слов вытащила за руку светловолосую девочку и поставила ее перед собой. Та, не столько обозленная, сколько сбитая с толку, таращилась снизу вверх на Армецию. Личико у нее было чистое и гладкое, щеки цвели здоровым румянцем.

— Еще нынче утром она вся в оспинах была! А стоило мне на часок отвернуться — и получаю вот это! — Бабка схватила внучку за щеки и довольно грубо встряхнула. — Вот!!! Гладкие, точно ее попка, когда она только родилась! — И она наставила на Армецию палец, ощеривая остатки желтых зубов. — Ведьма! Язычница!!!

— Да ты в своем уме? Как ты можешь вменять мне в вину, что твоя внучка от болезни вылечилась? — Армеция так стиснула зубы, что они едва не раскрошились. — И с чего ты взяла, что именно я это сделала?

— А ты тут единственная чужестранка, — заявила женщина, протягивая руки к толпе. — Все остальные здесь — истовые верные Господа и Его ордена!

— Все, говоришь? — Не имея возможности указывать связанными руками, Армеция ткнула в ее сторону подбородком. — Ты вот когда последний раз в церкви была? Может, это ты какое колдовство над ней совершила, а теперь валишь все на меня?

У бабки так вытянулась физиономия, что Армеция едва удержалась от улыбки. Ей понадобились еще большие усилия, чтобы сдержать смешок, когда толпа пугливо отшатнулась прочь, а на ретивую обвинительницу обратились подозрительные взгляды.