Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн
Несколько шагов, шелест листвы и травы, тихое рычание, доносившееся то сбоку, то сзади, то и вовсе передо мной… я вцепилась в сумку и побежала, сама не зная, куда бегу — в сторону Храма Науки или прочь от него, в чащу. Побежала так быстро и легко, как никогда раньше не бегала, перепрыгивая через корни и ямы.
Я не дуплиш, не зверь, но в тот момент почувствовала себя именно зверем, диким, свободным… насмерть перепуганным и одновременно — захлёбывающимся в эйфорическом экстазе свободного бега на грани полёта.
…Волк выскочил из кустов прямо передо мной, и одновременно нога зацепилась на верткий торчащий корень. Упасть мне опять не дали — Мортенгейн обернулся моментально, подхватил меня за полногтя до земли, когда сердце подскочило к горлу, не давая вдохнуть.
— Ты! Вы!.. Вы… — я вытолкнула слова чуть ли не силой. Чудом не разбившийся нос упирался в Мортенгейна, его голое горячее плечо. Мы лежали в траве, такой густой и высокой, что вряд ли были бы заметны путнику, идущему по тропе.
— Это было восхитительно. Ты такая быстрая… — прошептал он мне на ухо. — Бежал бы за тобой вечно.
— Отпустите! — зло потребовала я. — Я вам не заяц.
— Не заяц. Маленькая мышка-полёвка… — хмыкнул он. — Маленьким беззащитным мышкам ни в коем случае не следует гулять в лесу в одиночестве.
— Отпустите!
— Отпущу, отпущу. Погладь меня, как тогда…
Он вдруг снова боднул меня лбом в плечо, от неожиданности я растерялась. А ещё — смутилась, злясь на себя за это.
— Вы помните?
— А почему я не должен помнить? Это же тоже был я. Волком я слышу и чувствую всё точно так же. Только острее. И всякие мелкие проблемы, типа преподавательской отчётности, отходят на второй план… Погладь меня. Это было так приятно.
— Вы с ума сошли, думаете, мне делать нечего — валяться тут с вами? А блох вам поискать не надо?!
— Аманита, пожалуйста…
Это слово оказало на меня просто-таки магическое воздействие.
Я неуверенно — не издевается ли?! — запустила ладонь в его волосы, потирая кожу. Погладила нос, чувствуя себя полной дурой, почесала за ухом — ушная раковина у него было красивая, ровная, крепкая. Давно заметила — мягкость хрящевой ткани ушей и носа часто свидетельствует о мягкотелости характера…
У Мортенгейна с характером всё было в порядке. Стойкий такой, твёрдый характер. Свои слепые глаза он прикрыл, скорее всего, чтобы не смущать меня видом своего увечья, хотя если подумать — напугать лекаря, пусть и будущего, раной довольно трудно. Но со стороны казалось, будто он действительно наслаждается этими невинными прикосновениями.
Я тоже прикрыла глаза, позволяя рукам вести себя. Вполне невинные ласки.
…опасно. Не стоит поддаваться. Постельные забавы объяснимы наведённым магическим мороком, а эти прикосновения… слишком интимны.
— Ты ранена.
— Пустяки. Да не надо меня облизывать, само заживёт! Царапины, чепуха… Рядом с вами надо носить доспехи. Вы ничего не хотите рассказать мне, профессор?
— Что тебе рассказать?
— Кто хочет откусить вам хвост и почему.
— Откуда мне знать? Давай что-нибудь поинтереснее.
— Ну… — я задумалась и брякнула первое, что пришло в голову. — Когда вы были щенком… я хотела сказать, ребёнком, ваша мама носила вас зубами за шкирку?!
Мортенгейн замер, а потом расхохотался. Стремительно перекатился, подминая меня под себя.
— Ты прелесть. Знаешь, а ведь я могу пройтись по всем жилым комнатам студенток Храма науки, убедительный повод придумаю, не сомневайся. Нейтрализатор скрывает твой подлинный запах, но есть ночная рубашка… подушка, простыня. Уверен, шансы унюхать есть.
— Да вы сумасшедший, профессор! — я деланно засмеялась в ответ, хотя от подобной воображаемой картины волосы на голове очень хотели вздыбиться. — Вам не позавидуешь, бедолаге. Перенюхать столько ночных рубашек, иногда неделями не стираных — и ради чего?! Чтобы отчислить обычную несчастную девушку, так несвоевременно попавшуюся на вашей дороге в ночь болотника…
— Несвоевременно? — тихо спросил Мортенгейн. — А ты уверена в этом? В ночь болотника мне попадается студентка, там, где её не должно было быть. Потом эта милая невинная девушка моментально находит редчайший нейтрализатор, который не купишь в лавке на углу. Она всегда рядом, но я не могу её найти ни по запаху, ни по голосу, хотя опросил всех студенток. И во время всех нападений она оказывается поблизости. Это наводит на кое-какие мысли, м? По-моему, ты очень своевременная девушка, моя Аманита. И непростая.
— Вы что, серьёзно..?!
От возмущения у меня перехватило голос. А может, дало маху лечебное зелье Истая. Воспользовавшись паузой, Мортенгейн прижал меня к земле. Губы скользнули по моим губам, язык проник в рот.
Я сжала зубы, но Мортенгейна это не остановило. Напротив.
— Ты слишком мне подходишь, маленькая подозрительная человечка, — шепнул он. — Я думаю о тебе постоянно, я вижу тебя во снах, я чувствую твоё присутствие даже без запаха. Конечно, я хочу тебя отчислить, чтобы ноги твоей не было в Виснейском Храме Науки. Не знаю, что ты задумала, не знаю, кто ты, но я не люблю такие игры. Поэтому да, я найду тебя. По моим глазам прогноз благоприятный. Скоро зрение вернётся. Обязательно найду. Но пока этого не произошло… Погладь меня ещё.
Нет, я действительно дура, что пыталась ему помочь! Замотала головой и замычала, пытаясь ускользнуть от горячего влажного рта. С поцелуями Мортенгейн приставать не стал, просто поймал мою ладонь и прижал к своему животу, не отпуская, повёл ниже.
— Я хочу тебя.
— Мы же договорились играть по моим правилам! — сказала я, стоило предательскому голосу вернуться. Руку попыталась отнять — но безуспешно.
Да, он меня хотел. Трудно было этого не почувствовать, когда твои пальцы сжимают возбуждённый, почти прижатый к животу член. Трудно остаться равнодушной самой.
— Это ты так придумала, а я просто не стал спорить. И сейчас не буду. Маленькая невинная мышка-полёвка…
Его свободная рука стала расстёгивать пуговицы на моей блузке.
— Мама никогда не таскала меня за холку, — шепнул Мортенгейн мне в ухо. Обхватил губами сосок, мягко, пульсирующе втягивая в рот. Отпустил, но продолжал водить моей рукой по своему члену, направляя меня. Его колено втиснулось между моих сведённых ног. — Она наказывала по-другому. Я должен был отрабатывать свои провинности в морге при ближайшем Храме наук. Мыть покойников, подавать инструменты при вскрытии и всё такое. Как ты понимаешь, я рано перестал шалить и был очень послушным мальчиком в детстве.
— Врёте! — на мгновение я вырвалась из чувственного опьянения, широко раскрыла глаза и уставилась в лицо Мортенгейна.
— Может быть, — хмыкнул
