Не открывайте глаза, профессор! - Лея Болейн
Отчаянно извивающийся в пасти Мортенгейна деревянный отросток, похожий на исполинского взбесившегося червяка, наконец, обмяк. Я перевела дух и чуть не расхохоталась, глядя на волка, совсем по-собачьи вывалившего язык. Однако почти сразу же поняла, что Мортенгейн вовсе не праздно развалился, отдыхая после славной битвы. Из его длинного и розового, как свежая телячья колбаска, волчьего языка торчало несколько отменных заноз.
Но пожалеть несчастного зверя я не успела. Что-то твёрдое и одновременно гибкое обвило мои ноги и потащило меня в лес.
— Проф-прф-прф-прф… — заверещала я, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, в который раз нещадно обдирая кожу ладоней. — П-п-проф-оф-ес-ессор!
Мортенгейн рыкнул и кинулся вслед за мной, его поджарое чёрное тело пронеслось надо мной — я увидела его совершенно отчётливо, потому что в тот момент деревянный червь тряхнул меня так, что я перевернулась на спину, ударившись затылком о камень. Скольжение прекратилось, я ойкнула и села. Голова кружилась, о том, сколько на мне ссадин и синяков, лучше было вовсе не думать. Тем более, что для волнений были и другие причины, например, профессор.
Где эта бедовая хвостатая скотина?!
С одной стороны, это из-за него я стала постоянно влипать в неприятности, с другой стороны…
Нет никакой другой стороны! Это он во всём виноват, и если деревянный червь сейчас проткнул его насквозь, это вообще не моё дело, одна только радость и облегчение.
…волк обнаружился неподалёку, всё с тем же широко высунутым языком, утыканным занозами — их стало больше минимум вдвое. Судя по количеству щепок вокруг, битва была нелёгкая, но победа осталась на нашей стороне.
— Эй! — позвала я.
Мортенгейн мотнул головой. Превращаться в человека он не спешил, да и вообще — выглядел не лучшим образом. Жуткие мёртвые глаза не способствовали улучшению картины.
Я присела перед ним на корточки. Осознать, что этот матёрый чёрный зверь имеет человеческий облик, что в человеческом облике он мой любовник, было более чем не просто.
— Опять попали в передрягу? — я хотела произнести это насмешливо и едко, а получилось отчего-то мягко. — И вы, конечно, знаете, кто это и как это прекратить, но почему-то выёживаетесь, строите из себя героя, так? Глупо, профессор.
Волк, разумеется, молчал. Дышал тяжело, хотя видимых ран на теле не было. Как бы ни сломал себе ничего… Я приноровилась — и дёрнула за особенно крупную занозу, не уверенная, впрочем, что зубы волка не сомкнутся на моей руке. Однако Мортенгейн не издал ни звука и продолжал держать открытым пасть. То есть, рот.
Или всё-таки пасть?
Наконец, я решила воспринимать лежащее перед собой чудо природы просто дрессированным животным, приноровилась — для этого пришлось упереться в мохнатый шелковистый бок и заставить зверя поднять морду — и продолжила чистить язык от заноз, стараясь не сосредотачиваться на ощущениях и не сравнивать. Крупные лучинки вытащила без труда, на мелкие попыталась воздействовать целительской силой — чтобы ткани сами вытолкнули инородный предмет.
— Что за друдары такие, откуда это всё повылезало, Шэд их побери! — ругалась я сквозь зубы, звук собственного голоса успокаивал. — Деревяшка же деревяшкой, как они могут двигаться и слышать! Гадость какая, зачем вы их жевали?! И вообще, чего это вы разлеглись, что за меланхолия?!
Волк лежал себе и начисто меня игнорировал. Если бы не глаза — вообще бы засомневалась, что мой.
— Эй! — немного насторожилась я. — Что с вами? Друдар слишком сильно огрел вас по башке? Так там всё равно ничего нет, кроме дуплишева самолюбия. Что-то сломано? Лапа? Хвост?!
Волк отвернулся со страдальческим видом. Я применила все свои знания, чтобы прочувствовать его — серьёзных травм не ощутила.
— Да что с вами?! — уже безо всякого страха и почтения я прихватила его за холку, потянула. — Вставайте! Принести вам одежду из Храма науки? Как это неудобно, всё время её рвать, профессор. На вас не напасёшься. Надо сделать захоронку в лесу.
Уши у него были бархатные, шерсть — мягкой и гладкой, и трогать его было приятно, по-человечески приятно. Так бы трепала и гладила… А волк и не сопротивлялся, только делал ещё более страдальческий взгляд и растекался под моими ладонями.
Глава 14
— Ну, что с тобой делать? — обреченно выдохнула я. Обращаться к животному «на вы» было совсем нелепо. — Давай одеялко притащу, завернёшься. Или мяска, поешь… Почему ты не таскаешь с собой набор сменной одежды?!
Я снова погладила его по голове, по узкой морде. Забывшись, почесала за ушами, как чесала бабушкиных собак.
Мортенгейн вдруг прижался ко мне мокрым и тёплым носом. Заворчал и вздохнул — совсем по-человечески.
— Ну, чего ты расклеился? — забормотала я, обнимая его за шею, так, как никогда бы не позволила себе с вредной человеческой ипостасью. — Стыдишься, что нахватал этих деревяшек и твой язык походил на игольницу?
Волк снова горестно вздохнул, легонько боднул меня лбом, напрашиваясь на ласку.
— Да ну брось! Дрударов ты, в конце концов, победил, меня вон спас. Ты герой, хоть и придурок, а ещё сволочь изрядная. Пойдём.
Мортенгейн отвернулся, положил острую узкую морду между лапами. А когда снова я потянула его за холку, неожиданно рыкнул и клацнул зубами в воздухе.
— Ну и пожалуйста, — обиделась я и встала. Отряхнула юбку, хотя пыли и всякого мелкого лесного сора в ней было столько, что проще было снять и выбросить. — Телесных ран у тебя нет, а душевные врачевать я не нанималась, валяйся дальше, у меня дел немеряно.
Я сделала несколько шагов и, не выдержав, обернулась.
Волк исчез. Волк, но не моё ощущение его присутствия. Я знала, попросту знала, что он всё ещё где-то рядом.
Вот, значит, как…
Не зная, что и думать, я повернулась и пошла дальше по тропинке. Стало тихо, кроме звука моих шагов ничто не нарушало тишины, даже птицы и мошкара присмирели. И всё же мне казалось, что трава, кусты рядом нет-нет, да и колышутся.
— Не играй со мной! — нервно сказала я вслух, невольно ускоряя шаг. — Что ещё за ерунда такая?! Это ты или опять какие-нибудь жуткие монстры? Ягоды-убийцы, грибы с зубами?!
Никто мне, конечно же, не ответил, зато раздалось недвусмысленное характерное рычание в кустах.
Я почти перешла на бег, понимая, что ускользнуть от Мортенгейна не смогу. Надо было остановиться и не участвовать в дурацких играх, но, кажется, тот
