Академия Весны - Ксюша Левина
– Ты тоже ранен?
– Понятия не имею. Тут темно, но, кажется, что‐то с рукой. Хочешь поиграть в медсестру? – Это могло бы стать пошлой шуткой, но звучит раздраженно. – Кажется, нам добавят пару отработок за этот раритетный хлам…
Брайт не слушает. Голос Рейва становится фоном, боль в голове отступает, а кровь перестает интересовать. А вот книга… Брайт кажется, что символы на обложке светятся, и это сейчас интереснее всего остального вместе взятого.
– Тут что‐то странное, – шепотом выдыхает Брайт. – Смотри… какая‐то книга… Она не выглядит старой и потрепанной, как она сюда попала?
– Что? Тут полно книг, что ты творишь? Поднимай задницу и принимайся за уборку…
– Нет же, смотри…
Брайт не может остановиться. Символы горят всё ярче, и это не дает покоя.
– Так, что бы ты там ни нашла – не трогай.
– Не могу.
– Что? – Голос Рейва уже не раздраженный, ему в самом деле становится страшно.
Резкое движение в сторону Брайт, но она уворачивается. Сейчас книга важнее.
– Масон, ты меня пугаешь. А ну остановись!
«Почему? Что он несет?»
– Мне нужна эта книга…
– Масон, где ты? – рычит он, и его огоньки гаснут, снова погружая каморку в темноту. – Тут ни черта не видно! Не шевелись пару секунд, пожалуйста! Просто…
Ее пальцы касаются обложки. Его пальцы касаются ее руки.
– МАСОН!
Библиотека взрывается к чертям собачьим вместе со всем хламом, что в ней был.
Глава одиннадцатая
Слепота
СЛЕПОТА
Полное или частичное отсутствие зрения.
– Я думал, ты шутила, когда говорила, что любишь быть в центре внимания. – Что‐то горячее касается лба, а Брайт судорожно вздыхает.
– Тсс, деточка, тсс… – Голос старческий, предположительно мужской. – Мистер Хардин, вы уверены, что хотите провести тут всю ночь?
«Нет», – стонет Брайт.
– Конечно! Это мой долг! Я же староста лечебного, – отвечает Хардин, а Брайт понимает, что ее никто не слышит.
«Какого черта…»
– Так, ну, зелья я оставил. Контролируйте, пожалуйста, температуру, сердцебиение и магический фон, второго срыва нам только не хватало… Отдыхайте, девочки.
Шаги, хлопок двери. Брайт через силу пытается открыть глаза, но веки слишком тяжелые. «Я жива?» – но ее опять не слышат.
– Что она там булькает? Я не понимаю по‐сиреньи, – раздается недовольный голос Нимеи.
– Это язык сирен? – ахает кто‐то из сестер Ува.
– Неплохо, – добавляет Хардин.
«Что он тут делает…» – стонет Брайт и пытается перевернуться на бок, спина страшно болит.
– Эй, ты забыла человеческий язык? – испуганный шепот Лю.
Но зрение, несмотря на все усилия, до сих пор не возвращается, Брайт хнычет и мотает головой.
– Ого… у нее радужка прям лиловая… Кто‐то что‐то знает про сирен?
– Не-а.
Брайт устала идентифицировать, кто и что говорит. Тишина – вот что ей нужно. И информация, желательно переданная кем‐то одним и без лишней воды.
– Сирены… сирены… – Шелест бумаги. Брайт теперь ненавидит бумагу. – Я не понимаю… – продолжает хныкать кто‐то.
«Я тоже», – вздыхает Брайт.
– Она меня пугает. Почему она… булькает, а не говорит?!
– Все вон!
«А этот что тут делает?»
Брайт дергается и садится в кровати, слепо шаря вокруг себя. На пол падает что‐то стеклянное и бьется, в воздухе начинает пахнуть травами и сладостью кровоостанавливающего зелья.
– Ты что тут…
– Все вон! – рычит Рейв Хейз.
«Нет-нет-нет… только не он!» – шепчет Брайт, но никто не понимает. Шорох, шаги, шепот – все уходят.
– Я тебя убью!
Крепкие руки прижимают ее к матрасу, вынуждая упасть обратно на подушку. Внутри все клокочет, Брайт… чувствует ярость? Причем это не ее ярость, это его ярость. Хочется терзать невидимого врага, выбить из него всю дурь. Нутро сводит от этого желания. Брайт скрипит зубами, стискивает их с такой силой, что это отдается болью в мышцах лица. Дыхание само собой учащается вместе с сердцебиением. Невероятно странно быть злой на кого‐то и толком не знать почему. Чувство есть, причины – нет. Пустота там, где должна быть мотивация, и это будто раздражает еще больше. Как отсутствие только что выпавшего зуба, как недостаток тяжести волос после короткой стрижки, как выйти на улицу после зимы без теплых курток – чего‐то не хватает. Обрубок очень яркой эмоции, лишенный своего начала, но оттого не менее яркий.
– Что происходит? – Она не знает точно, на каком языке говорит.
– Почему я тебя понимаю? – хрипло спрашивает Рейв.
– Ты меня понимаешь?
– Каждое слово! Почему?
– Я не знаю… Почему я ничего не вижу?
– У тебя глаза лиловые вместе с белками. – Он говорит злобно, резко, пальцы сжимают плечи Брайт так, что синяки неминуемы.
– Вода. Мне нужно умыться, опустить голову в воду.
Он выдыхает и тянет ее на себя.
– Больно.
– Потерпишь.
Тащит куда‐то. Шум, шорох. Запах сырости. Вода. Она падает на макушку, теплая, струи тугие и тут же окутывают все тело. Брайт делает резкий вдох и шаг назад, за ней стена, по которой можно с облегчением скатиться, обнять колени и просто посидеть без жужжания над ухом. Возбуждение? Смущение? Эти чувства откуда?
Но тело пронзает разом в двух направлениях. Щеки заливает краской, а вниз от груди к пупку проскальзывает горячий шарик. Он тает, обволакивая внутренности, и концентрируется внизу живота приятной ноющей болью. Брайт, не отдавая себе отчета, сводит бедра и откидывает голову, пытаясь остудить пылающее лицо. Сердце колотится все сильнее, обливается кровью при каждой фривольной мысли, которая так или иначе посещает голову. И кожа. Кожа горит, будто в ожидании чьих‐то прикосновений. Невыносимо – хотеть кого‐то неизвестного совершенно бесцельно. Зная, что никто не подарит ни ответного внимания, ни разрядки.
И одна эта мысль помогает немного сбить пыл. Это все мне кажется. Это все у меня в голове… Дышать становится чуть легче. А если очень постараться, можно сделать вид, что ничего и вовсе нет. Давай, дыши и не думай об этом.
Она распахивает глаза – вернулось зрение, но все видно словно сквозь розовое стекло. Рейв Хейз стоит посреди ванной, он не закрыл дверцу кабинки. Стоит и смотрит, задрав подбородок, и так же часто, как Брайт, дышит. Она опускает взгляд. Тонкий больничный халатик, который стремительно намокает и липнет к телу, слишком много выставляет напоказ. Ноги обнажены до середины бедра.
– Отвернись, – шепчет Брайт. Тело мученически пылает. – Что со мной?
– Наконец‐то человеческий голос… – тянет Рейв.
– Что я чувствую? Это не мои чувства…
