Академия Весны - Ксюша Левина
Надо же было в первый же день нарваться. Но с другой стороны, есть время побыть (почти) наедине с собой, а не в шумной спальне, где девочки будут говорить про новые предметы, а она – трагически молчать, не побывав ни на одной лекции за весь день. Рядом Хейз, он все делает быстро, еле касаясь книг. Маги стихий чаще всего сильны в простых бытовых заклинаниях, почти как илунженцы-универсалы. Книги Хейза сами собой укладываются в аккуратные стопки, и работа идет в разы быстрее. Зато Брайт неторопливо достает плеер и включает любимую музыку, расслабляясь, будто снова коротает дождливый вечер в компании бабули, дряхлой старушки, которая умудрилась разменять две с половиной сотни лет и умирать еще не собиралась.
В библиотеке такая концентрация магии, что ее будто можно пощупать. Каждая волшебная книга отдает в окружающую среду частичку сил, и все они перекликаются, смешиваются, заряжают воздух. Кожа то и дело покрывается мурашками, а колдовать в такой обстановке проще простого. Но, глядя на Хейза, становится неловко за свои способности. Он старше. Он траминерец. Зато он не умеет летать, верно?
Но, в общем‐то, не важно, кто и что умеет, важно, чего НЕ умеет, и сейчас Брайт чувствует себя безрукой и ущербной. Рейв на нее не смотрит, методично берет книгу за книгой, обложку за обложкой.
– Можешь прекратить пялиться?
Брайт это читает по губам и не сразу понимает, что не слышит вслух. Потом только вынимает наушники и растерянно моргает.
– Ну? – Он вздергивает широкую темную бровь и качает головой, мол, чего уставилась.
Брайт очень долго была практически немой. Научиться говорить и при этом не петь было сложно, со слухом тоже были проблемы, и пришлось осваивать общение без голоса, так что она с легкостью могла понимать все, что нужно, даже плотно заткнув уши. Она пожимает плечами, но Рейву этого недостаточно.
Ресницы у него такие же темные, как брови, а глаза, видимо из‐за магического фона библиотеки, сияют больше обычного, откидывая тени на скулы. Жутковато. Наверное, сама Брайт выглядит так же, когда выходит из душа или возвращается с прогулки, где успевает вволю поплавать. В душе растет неприязнь. Траминерцы видятся мерзкими существами с кукольными лицами, напоминают лесных фей или вроде того, зачем‐то решивших жить среди людей, но не освоивших норм человеческого общения.
– Чего уставилась?
– Ничего.
Брайт слушает, как ее голос пульсирует в духоте библиотеки. Магия слишком сильно сгустила воздух, такими темпами скоро можно будет рассмотреть звуки.
– Зачем ты спас меня? – Она смотрит прямо перед собой и напряжена так, что покалывает губы.
Обложка дрожит в ее руках, и ломается грифель вечного карандаша.
– Ты заколдовала меня…
– Неправда, ты пожалел меня еще раньше…
«Скажи что‐нибудь, чтобы я тебя отпустил. Придумай причину», – шепчет он. Истинные не дарят таких шансов.
– Не заставляй об этом жалеть, – усмехается Рейв.
Грифель его карандаша тоже ломается. Он не смущен, но говорить о той ночи не намерен, и Брайт это только подстегивает.
– Зачем?
Он щурится с подозрением, потом вздыхает:
– Пошли за книгами. – И кивает на голый пол между столами.
Брайт откладывает очередной книжный блок и идет за Хейзом, который широким шагом удаляется вглубь необъятной библиотеки.
– Много осталось?
– С твоей черепашьей скоростью – бесконечно много, – сухо отвечает он.
Его голос, кажется, совершенно лишен каких‐либо эмоций. Он потрескивает, как статическое электричество между сухими страницами, Брайт это необъяснимо нравится. Ей кажется, что Рейв – самое настоящее, что она видела в этой школе. Он как будто абсолютно осязаем. Его голос, взгляд, неприязнь, резкие слова – все живое и искреннее. Идеальный враг.
– Ну простите, – бормочет она.
– Прощаю.
Комментировать дальше бесполезно.
В конце ряда обнаруживается дверь в кладовку, а там – горы древних книг и такой магический фон, что страшно делать шаг вперед. Воздух просто мерцает перед ними, сопротивляется вторжению.
– И все это нужно переклеить? – шепчет Брайт, глядя на гниющие фолианты.
– У тебя ОПР на три вечера. Поверь, не мы одни получим в этом году наказание. Библиотека обеспечена рабами. Через месяц кладовка опустеет. Нагружай телегу. – Он кивает на деревянную тележку для книг, и Брайт принимается за работу.
Рейв же идет к противоположной стене и снимает книги с самых высоких полок под потолком.
– Магия, которой нет… – читает вслух Брайт. – Темнейшие и редчайшие ритуалы…
– Чего копаешься?
– Ничего. – И книга отправляется в тележку.
– Хлам какой‐то. – Рейв поднимается по стремянке и сгребает кучу книг. – Возьми, не могу их левитировать, слишком хрупкие.
– Ага…
Брайт рассеянно кивает и делает шаг к его стремянке. Он подает ей стопку не глядя. Она не рассчитывает, что стопка такая тяжелая. Книги кренятся, летят вниз, на неустойчивую стремянку, на Брайт, а сверху – Рейв. Всюду разлетаются мятые листы, поднимается противный запах плесени, а свет гаснет.
– Твою мать! – рычит Рейв.
Он горячий и тяжелый и, если бы хотел, точно бы раздавил хрупкое тело сирены, но, к счастью, скатывается на дряхлые обложки и зажимает ушибленную руку.
– Ты мог бы предупредить, сколько это весит, – ворчит Брайт в ответ, расшвыривая книги. Кажется, что об голову разбили пару бутылок и чугунный котелок в придачу.
– Осторожнее с древними изданиями! Чтобы расплатиться, придется идти торговать мордашкой. – А сам отпихивает ногой гору книг, вызывая снопы искр и треск магии.
– Их все равно не спасти. Черт, я, кажется, разбила голову, у меня кровь…
– Поздравляю. Иди к медсестре.
– А где же сочувствие, аристократишка?
– Нарываешься?
Не нарывайся, не нарывайся! «Кого я обманываю?»
Брайт хочет ответить, но только и успевает, что набрать в грудь воздуха. Рейв зажигает пару изумрудных огоньков, и они плывут по воздуху, зависая в разных углах кладовки.
– Ого! – Брайт осматривается, любуясь отблесками на древних обложках, а потом замирает.
Ее взгляд цепляется за совершенно новенькую, обернутую ленточкой книгу в красном кожаном переплете. Она выглядит слишком странно, инородно, ее невозможно пропустить. Должно быть, книга лежала в одной из стопок,
