История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук
Акио всматривался в опустошенный вид старшего брата и желал только одного: закрыть глаза и очнуться среди демонов.
– Слишком многое ты взвалил на свои плечи. В смерти нашей семьи виноват не ты. Ты… – Акио не успел договорить. Иошихиро, поправив волосы, резко перебил его:
– Акио тоже стал жертвой моей слабости. – Он сказал это с абсолютной уверенностью.
Слова Иошихиро окончательно заглушили гнев в душе, на месте пылавшей ярости остался лишь пепел сожаления. Акио сокрушался, что так безжалостно надавил на открытую рану в сердце брата. С тех пор как переродился, он безумно боялся остаться с Иошихиро наедине, боялся увидеть его пылко ненавидящим, жестоким и надменным, но все оказалось куда хуже: некогда легкий и жизнерадостный, сейчас Иошихиро стоял абсолютно разбитый и пустой.
Акио неуверенно поднялся и отряхнулся. Он устремил на брата полный раскаяния взгляд. В голове вновь и вновь вспыхивали подавляемые воспоминания о беззаботном детстве и юности: широко улыбавшийся Иошихиро с распущенными кудрями, маленький Макото с любознательным взглядом, игривая улыбка старшей сестры и тепло ее ладоней.
Все это Акио старался забыть. Он был недостоин вспоминать их, недостоин даже капли жалости и любви. Так всегда ему твердили демоны, и это он долгие годы внушал сам себе.
Сейчас напротив Акио стоял человек, который должен был ненавидеть и проклинать его, но абсолютно неоправданно все это время нес на себе груз вины, которая, подобно паразиту, увеличивалась с каждым днем. Иошихиро разрушался и молчал. Пустота внутри становилась невыносимой, и он нашел спасение в алкоголе и постоянном забытье. Так же когда-то сделал их отец.
Они стояли друг напротив друга, не отрывая взгляда. Для этого разговора слова не требовались. Два осколка разбитой души вновь сошлись, но острые края были заточены в разных условиях, и как ни склеивай воедино – светлой картины не выйдет.
Глава 7
Рождение расколотой души
Двадцать восемь лет назад.
Поместье клана Маруяма
Глава клана – высокий крупный мужчина с черными как смоль волосами, собранными в тугой пучок, сидел за столиком в просторной комнате и нервно раскачивался из стороны в сторону. Стопка бумаг перед ним никак не хотела заканчиваться, но сосредоточиться не получалось. Все мысли были заняты только одним. Он сбился со счета, сколько бокалов выпил. Казалось, прошло уже несколько дней. Ожидание вперемешку с волнением давало жуткий результат, а возможно, виной всему была приличная доза алкоголя, которую он успел употребить за последние сутки.
Мудзан невидяще уставился на свою ладонь. Все, что в этот момент посещало его голову, одна-единственная мысль – его наследник вот-вот появится на свет. Желанный ребенок. Конечно, у него уже есть дочь, но женщине не передать все дела. Да, кто-то из глав других кланов осмеливался назначать наследниками дочерей, но Мудзан был честен с собой: общество еще не готово, и отдавать свою волшебную Аи на съедение этим коршунам он не собирался.
После казни первой жены вторую Мудзан выбирал гораздо тщательнее. Ни о какой юношеской любви уже не шло и речи – важны были происхождение, красота и здоровье. Ему повезло родиться мужчиной и иметь возможность выбрать жену любого происхождения, требовалось всего-то согласие родителей и духов, а в мире мужчин это сущая мелочь. Выбор пал на главное сокровище семьи, которая прославилась на весь мир именитыми писателями. Луна. У нее был своевольный характер, но она понимала свое положение в обществе, поэтому молчала и никогда не перечила мужу.
Длинные черные волосы она заплетала в тугую косу, лишь спадающие пряди у лица смягчали образ. Высокая и стройная, даже немного угловатая, она выглядела как статуя, вырезанная из мрамора: белая кожа, тонкие розовые губы, четко очерченные скулы и миниатюрный нос. Казалось бы, ни о какой миловидности не шло и речи, но все меняли глаза. Выразительные, оттенка цветочного чая, с игриво задранными вверх внешними уголками. Было в этом взгляде нечто особенное для Мудзана – не то удивительно изогнутые ресницы, не то родинка в левом глазу, которую никто, кроме него, не замечал.
Все знали, что между ними нет любви, но супружеские отношения и взгляд, которым Мудзан смотрел на свою избранницу, никто не назвал бы холодными. Ему нравилось после тяжелого дня разговаривать с женой обо всем на свете. Луна была образованной, казалось, ее увлекало все – будь то живопись, верховая езда или простой счет. Главное, что она любила этим делиться. Ее рассказы всегда были наполнены живостью и безумной жестикуляцией, что вызывало в Мудзане бесконечный поток нежности.
Но он не любил ее, а она не любила его.
Мысли Мудзана улетели куда-то далеко, в годы юности, он даже вдруг начал скучать по первой жене, имя которой успел забыть. Он так и сидел, склонившись над столом и стопкой бумаг, как вдруг дверь распахнулась. В проеме стояла немолодая женщина с уже пробивающейся сединой, ее глаза наполняли слезы не то радости, не то печали. Мудзан резко подорвался, бумаги повалились на пол, пронзительный взгляд уперся в Шору – так звали служанку, – ее сердце начало стучать как бешеное. Отступив на полшага и собрав волю в кулак, она громко произнесла:
– Поздравляем, господин, сбежавшие боги одарили вас наследником! Чудесный мальчишка. – Почему-то на ее губах застыла неуверенная улыбка.
Заприметив странное поведение служанки, Мудзан ощутил нехорошее предчувствие. Острым и хладнокровным взглядом, словно обещая вспороть ей живот, если она не объяснится, он продолжал смотреть на Шору. Удивительно, что это имя глава клана по-прежнему помнил.
– Господин, все хорошо, правда, кроме… Вам лучше увидеть это лично.
Что там может быть? Мертвое тело жены? Третья нога или рука у ребенка? Мудзан ненавидел, когда люди мямлят, но еще больше ненавидел, когда говорят загадками.
Он вышел из зала, направившись в другой конец коридора, в комнату Луны.
В клане Маруяма испокон веков придавали огромное значения родам. Рождение ребенка было одним из главнейших событий в жизни последователей. Если у главы первой рождалась дочь, его авторитет значительно падал в глазах окружающей знати и воинов – это означало, что нынешний глава слишком мягок, непостоянен и капризен. Именно из-за этих пересудов Мудзану пришлось на долгие годы запереться под невозмутимым лицом и алкогольной отдушкой, приобрести славу кровавого и бесчувственного главы.
