История зимы, что окрасила снег алым - Марина Лаврук
Мудзан черной пеленой навис над кроватью, глаза застыли, а пальцы слегка подрагивали. Он всматривался в лицо жены, переполненное ужасом.
– Давай его убьем, – тихо прошептала Луна и скривилась в улыбке, которую едва ли можно было назвать материнской и ласковой.
Мудзан взглянул на милого крошечного мальчугана, завернутого в свои первые одеяния – темно-синюю пеленку с орнаментом и ицумадэ на спине. Малыш не кричал, а мирно лежал, слегка кривя личико, словно атмосфера вокруг его уже раздражала.
Все было бы замечательно, если бы не одно «но» – рядом лежал еще один малыш, точно такой же. Мудзан надеялся, что в глазах двоится от алкоголя, но все вокруг видели то же самое – у главы клана Маруяма родились близнецы.
Рождение девочки-первенца, конечно, сулило Мудзану плохую репутацию, но с этим можно было справиться, долго выстраивая авторитет и доказывая, что природа допустила ошибку. Но рождение близнецов… Это означало буквально проклятье рода. Одна душа, расколотая на два тела. Неполноценная, каждому по половине. Добро и зло разделятся в этих детях, и младший ребенок непременно принесет несчастье дому, в котором родился.
Зло во плоти, разрушитель и просто проклятье сейчас лежал в синей пеленке, которую перевязали красной лентой, чтобы различать малышей, сопел и даже не кривился, в отличие от старшего брата. Зрачки малыша еще покрывала младенческая пелена, не было пока ни густых ресниц, ни вьющихся волос, но материнские черты легко угадывались. И при виде ребенка внутри Мудзана расцветала безграничная нежность.
Луна неотрывно смотрела на мужа. Зная, как он поступил с прежней женой, она ждала приговора. Дали бы ей в руки нож – она бы непременно избавилась от второго младенца. Все, чего она сейчас хотела, – защитить себя. Мудзан посмотрел на нее. Его взгляд – такой люди часто сравнивают с лезвием – заставлял дрожать от страха. Все из-за цвета глаз – черного, беспросветного. Мудзан всегда смотрел так, словно видел саму душу.
Тишина длилась бесконечно. Пока Луна отсчитывала последние мгновения своей жизни, Мудзан с любопытством разглядывал детей. Старший явно вырастет могущественным, такую гримасу корчит, словно уже готов строить отца. Младший будет женским обольстителем: ну кто не купится на такой нежный и лукавый взгляд? Возможно, природа не ошиблась, возможно, Мудзан и правда слишком мягкий? Он всей душой обожает дочь и не сомневается в том, что она – его кровь, и готов подарить ей все на этом свете. А сейчас смотрит на того, кто, вероятно, разрушит его жизнь, но испытывает лишь безмерную нежность.
Никакие эмоции не отразились на лице Мудзана, он продолжал надменно смотреть на детей, а затем неуклюже ткнул пальцем в щеку младшего сына и тихо прошептал:
– Луна, спасибо… Тебе нужно отдохнуть. Позаботьтесь о ней и детях хорошенько, нужно выбрать им имена. – Поцеловав влажный от волнения и усталости лоб жены, Мудзан мягко улыбнулся, так чтобы увидела только она, и собрался уходить.
В глазах Луны эта улыбка выглядела приговором – он точно идет сообщать заклинателям, что его жена скончалась при родах. Просто не хочет ее пугать.
– Муж мой, дорогой, пожалуйста, давай все исправим, пока не поздно! Я не виновата! – почти перейдя на истерический крик и схватив мужа за край рукава, начала молить Луна. Были бы силы, она бы зарыдала, но…
Рука Мудзана взмыла вверх. Луна приготовилась к тому, что ее ударят, и сжалась, но ощутила лишь теплое поглаживание по щеке.
– Тише, ты устала, тебе нужно поспать. Спасибо, Луна. – Голос мужа звучал ласково и тихо. – Он мой сын, они оба мои сыновья, я никому не дам их обидеть. Даже тебе. Надеюсь, ты меня понимаешь? Знаешь, что бывает с теми, кто обижает моих детей? – Улыбка уже не выглядела милой, скорее безумной – вынужденная мера: пусть лучше она боится, чем наделает глупостей.
Уложив жену на подушку, Мудзан тихо вышел из комнаты.
Его плечи слегка подрагивали, щеки обдавало жаром. Он снова стал отцом, и его дети явно хотят разрушить его жизнь, но сейчас он счастлив. Он будет защищать их, любить, научит всему, что знает сам, и никогда не даст в обиду. Но если кто-то из сыновей все же решит пойти против воли отца – это будет его выбор. Пусть даже разнесут этот мир, последовав за трусливыми богами, сейчас его сыновья мирно спят и никому не приносят зла, а значит, заслуживают любви.
Так два кусочка одной души начали счастливо сосуществовать в мире. В мире, где люди боготворили старшего из близнецов и испуганно прятали глаза, встречая младшее бедствие.
Настоящее время
Иошихиро приложил ладонь ко лбу, помассировал виски.
– Я ничем не искуплю эту вину. Все, что мне остается, – это защищать тебя до конца своих дней. – Он прикрыл веки, и надоедливая прядь волос вновь упала на глаза.
– А кто защитит тебя? – с болью в голосе спросил Акио.
– А я справлюсь сам. – Иошихиро рассмеялся, прикусив нижнюю губу.
– Ты правда считаешь, что лучше молча топить боль в вине?
– Я правда считаю, что тебе не стоит лезть в мою жизнь. – Сейчас Иошихиро больше всего хотел залатать дыру в броне, которую носил долгие годы. Он не должен был говорить кому-либо о своих чувствах, не должен был показывать слабость и жаловаться. Теперь он чувствовал себя уязвимым и ничтожным.
Таро все это время не знал, куда себя деть, и неловко оглядывался по сторонам, стараясь не привлекать лишнего внимания.
– Мне жаль, – сказал Акио.
Иошихиро сделал шаг к брату и прижал к себе, закрыл глаза и облегченно выдохнул.
– Выглядишь как дитя Аура, тебе бы умыться.
Акио украшали заплаканные красные глаза, растрепанные волосы и нездоровый цвет лица. Неудивительно! После таких испытаний в тумане.
– Ладно я, а с тобой-то что? – Акио внимательно осмотрел брата. – Так торопился ко мне, что принарядиться успел?
Иошихиро был в парадном одеянии, которое отличалось от повседневных более роскошной вышивкой и широким поясом, очерчивающим талию. Вдобавок запястья украшали браслеты, напоминающие о богатстве хозяина.
– Сегодня совет глав кланов в императорском дворце, – устало пояснил Иошихиро и сел на землю.
– Что? Таро, а как ты собираешься успеть? – Акио обернулся к другу, стоявшему за его спиной.
