Сердце сокола - Галина Васильевна Герасимова
– Иди, лечи. – Сыскарь махнул рукой. – Я позже вас обоих проведаю. Попробую по горячим следам переулок этот глянуть. Вдруг что наклюнется. А ты… за семьёй своей новой лучше приглядывай. Не дело это, нападение средь бела дня.
– Присмотрю, не волнуйся. – Финист прижал меня к себе, а затем отпустил и подтолкнул к дому. – Если что-то найдётся, держи в курсе.
– Всенепременно.
На том и разошлись.
Мы поднялись в опочивальню к Кощею, куда его добрые люди отнесли. Свёкор спал, вытянув руки поверх покрывала. Голова у колдуна была замотана тряпками, лоб рассекала ссадина. Алёша сидел у кровати деда, что-то тихо нашёптывал и водил над ним руками. Я подумала, что он снова своё «заклинание» использует, и собралась его позвать, чтобы отцу не мешал, но Финист остановил меня, приложил палец к губам. Ссадина от удара стягивалась на глазах, пока не превратилась в тонкий шрам. Сделав дело, Алёша спокойно вскочил на ноги, а вот Финист пошатнулся, за меня схватился, едва устояв на ногах. Из носа алой дорожкой кровь побежала.
– Ой, я не знал, что ты уже здесь. – Алёша оглянулся на отца. – Я сейчас…
– Хватит! – резче, чем следовало, остановил его Финист и сам это почувствовал. – Извини. Ты очень помог дедушке, теперь отдохни.
– Но я не устал!..
– Я устал, – как-то чересчур по-взрослому объяснил муж, но этого, на удивление, хватило.
Алёша понурился, опустил голову, собираясь уйти. Я поймала мальчика за плечо, когда он проходил мимо.
– Можешь намочить платок? Беги на кухню, там ведро с чистой водой у печи.
Он тотчас вскинулся, глядя на отца.
– Раз Лада сказала, значит, делай, – со вздохом согласился Финист.
У Алёши засверкали глаза.
– Я мигом! – воскликнул он, хватая платок, и выскочил за дверь.
Финист отвёл взгляд, как тогда, в лесу, когда не договаривал о сыне. Хотя что тут было не договаривать? Мне яснее ясного стало, отчего муж во мне шептунью признал.
– Значит, не я первая в нашей семье шептунья, – с укором, что не рассказал раньше, заметила я.
Муж кивнул, переносицу зажимая. Кровь всё ещё капала, а сам он цветом лица почти сравнялся со свёкром, такой же бледный стал.
– Догадалась, – прошептал он.
* * *
Исцеляющее колдовство Алёши выпило у Финиста только начавшие восстанавливаться силы, да ещё и обычные человеческие вытянуло. Финист едва до опочивальни добрался, там и уснул, не раздеваясь.
Я за хозяйку осталась, Святослава Врановича вон встретила: он через час явился. Узнал, что Финист спит беспробудно, и задерживаться не стал: видно, учёный человек, хоть и сыскарь, не впервые с колдовством дело имеет. Следом за Святославом несколько посетителей заявилось: бесстыдные, они и слушать не захотели, что муж мой почивать изволит. Стучали, стучали, пока я на порог не вышла с метлой наперевес и не пригрозила их всех в лягушек превратить. Поверили, ушли.
Последний гость, правда, посмотрел на меня с неприкрытой злобой, но я на своём настояла. Наверное, он из торговой братии был: напыщенный весь, в красно-белой рубахе и с серьгой в ухе в виде камня на цепочке, до самого плеча свисающей. Но торговец или нет, а будить Финиста из-за чужой прихоти я не собиралась. Ему отдохнуть надобно, а дела подождут.
Муж проснулся ближе к вечеру. Добрёл до кухни, почуяв запах мяса, уселся за стол. Он так тяжело вздыхал, что я не выдержала и положила на тарелку кусок обжаренной говядины.
– Каша пока не готова, – предупредила я, дочищая лук. То, что приходящая кухарка наготовила, только для перекусов и годилось. Так что за ужин я взялась основательно: иначе откуда силы брать?
Ох, и злая головка попалась! Слёзы так и катились из глаз, разглядеть что-то было трудно.
– Как ты себя чувствуешь? – борясь со слезами, спросила я мужа.
– Худо-бедно, – неопределённо ответил Финист, с аппетитом уплетая мясо. На кашу он тоже посматривал, и я порадовалась, что готовила с запасом. – Где Алёша?
– Читает у себя. Он сначала мне помогал, крупу перебирал, а потом устал, и я отпустила его поиграть. Скажи, это ладно для его возраста – читать книги по военному делу?
– А какие ещё? До экономической науки он пока не дорос.
Я вздохнула.
– Сказки, например. Он же маленький ещё.
– Любовь к науке надо прививать сызмальства, – нравоучительно произнёс Финист. Увидел, что я поджала губы, и пошёл на уступки. – Если хочешь, читай ему сказки. Но не уверен, что он будет слушать.
– Ещё как будет, – поспорила я.
Пока мы вдвоём возились у очага, я от скуки пересказала Алёше историю трёх поросят, которую любила тётка Фрося. Мальчишка был в таком восторге, что попросил повторить, а когда поднимался по лесенке, напевал про Серого Волка. Мужу, однако, я этого рассказывать не стала. А то вдруг как испугается, что Алёша слишком отвлечётся от его «науки», и запретит наши посиделки?
Финист доел, отодвинул плошку и довольно потянулся.
– Хорошо всё-таки, что ты за ним приглядела. У меня после его колдовства каждый раз душа не на месте. И не то страшно, что он силы мои тянет, а то, что покуда я как куль с мукой валяюсь, он во что-нибудь вляпается, убежит куда-нибудь, разобьётся!
– Да он от тебя не отошёл бы, если б я не позвала, – покачала я головой. Пока мы готовили, Алёша несколько раз бегал и проверял, как там отец с дедом. – Он очень ответственный.
– Твоими бы устами да мёд пить, – пробормотал Финист, пряча довольную улыбку.
В это время «ответственный» сын заглянул на кухню, увидел отца и прыгнул ему на спину с разбегу.
– Ура! Ты очнулся!
– Куда ж я денусь, – сдавленно выдохнул Финист и, извернувшись, пересадил ребёнка рядом на скамью. – Ты вёл себя хорошо? Не докучал Ладе?
– Нет. Я ей помогал! – Алёша с гордостью показал перевязанный пальчик: он начал резать морковь, но вместо моркови проехал ножом по пальцу. Удивительно, что не заплакал, и безропотно позволил обработать ранку. Даже подсказал, где у дедушки снадобья на такой случай хранятся. – Подлечишь? – с надеждой спросил он.
– Пока не могу, – вздохнул муж.
Сын сначала понурился, а затем вскочил со скамьи.
– Не переживай, отец. Я подожду, когда у тебя силы появятся. Мне не больно, честно! Пойду пока к дедушке загляну.
– Только не буди его, – попросил Финист, и Алёша убежал.
– И долго ты будешь без колдовских сил?
Я закончила с луком и бросила его к крупе.
– Она
