Последние стражи - Ольга Олеговна Пашнина
– Аида, меня не получится шантажировать. Виртрум – не ваши угодья, а я действительно стою выше закона. Идти против наших решений – безумие, даже для Повелительницы.
– Ну вот, совесть моя перед Риджем чиста. Дело в том, что я не шантажирую вас, не даю вам взятку и даже не предлагаю варианты. Я предлагаю вам отпустить Дэваля и наслаждаться лимонной аллеей как актом благодарности за восторжествовавшую справедливость. Не хотите – распустим Виртрум.
– Что, простите? – Верховная расхохоталась. – Распустим город судей?
– А зачем вы нужны? Раз новые души больше не поступают. Со старыми мы разберемся. В ближайшее время перерождений не планируется, у нас, видите ли, война за мир мертвых на носу. Не вижу смысла в вашем существовании. Да и этот висящий в воздухе город… По-моему, концепция, что судьи должны быть выше простых душ, устарела. Пора спуститься к простым смертным. И иным.
– Ты не посмеешь ничего сделать с Виртрумом. Да и не обладаешь такой властью.
– Проверим. Я и сама не знаю до конца, какой властью обладаю. Отличный повод потренироваться.
Елена опасно прищурилась и обдала меня холодным презрением во взгляде.
– Ты плохо начала, Аида Даркблум, хотя иного от тебя я и не ждала. Мы наблюдали за тобой. Наверняка ты задавалась вопросом, почему твой смертный отец растил тебя в любви, несмотря на его верность Лилит и безумие. Так вот, Аида: он вырастил ровно то, что нужно для уничтожения Мортрума.
Я допила вино.
– Вы чертовски правы, Верховная. И вам придется с этим смириться и слушаться. Потому что у вас больше нет покровительствующей вам арахны, у вас больше нет страдающего возле Предела Вельзевула, у вас больше нет исполнительного Самаэля, который верил в вашу систему оценки чужих жизней. У вас даже оценивать больше нечего.
– А ты, похоже, умереть готова ради этого мальчика.
– Умереть? Я делала это дважды, ничего особенного. Вы еще не поняли? Я готова уничтожить все и всех ради, как вы пренебрежительно выразились, «этого мальчика».
– Тогда, – судья поднялась и неторопливыми движениями накинула на плечи серую мантию, – прежде, чем ты начнешь разбирать по камушку Виртрум, позволь тоже сделать выгодное предложение, Повелительница. Уверена, тебе понравится.
На всякий случай мне не понравилось сразу.
Ридж, привалившийся к стене в коридоре, вскочил, когда дверь открылась, но при виде вышедшей Верховной округлил глаза с таким выражением лица, словно если бы я вынесла из кабинета большой черный мешок – он бы удивился меньше.
– Судья Каттингер… – Верховная сделала вид, что удивилась. – Ой, извините, магистр. Никак не могу запомнить, кажется, что еще вчера вы были среди нас. Как вам Мортрум?
– Чудненько. Никогда не бывает скучно.
– Рада за вас. Мы с Аидой…
– Повелительницей, – с явным удовольствием поправил Ридж.
Я фыркнула, и смешок заглушил скрип зубов Верховной.
– Мы с Повелительницей прогуляемся. Вдвоем. Прошу вас ждать здесь.
Ридж вопросительно на меня посмотрел, мол, ты мне начальник, а не эта. И я кивнула. Верховная могла показать что угодно, в том числе связанное с моей жизнью на Земле. Не то чтобы я чего-то стеснялась, но… чем меньше подчиненные знают, тем меньше у них компромата. Этому тоже иногда учат в полиции.
Вслед за Еленой я шла по однотипным коридорам Виртрума. Мы куда-то свернули, нырнули в узкую арку, спустились по лестнице и вдруг вышли на балкон, закрытый толстым стеклом. Внизу, на этаж ниже, я увидела огромный зал, по которому в десятки, а то и сотни рядов были расставлены столы с кастодиометрами.
– Это судьи взвешивают души, – пояснила Верховная. – И вносят результаты в личные дела. В мире мертвых душу взвешивают трижды. Первый раз это делает проводник, когда душа попадает в Мортрум. Затем проверяет судья. Затем душу измеряют, прежде чем отправить на перерождение. Лишь обреченные на аид души проходят процедуру дважды. После того, как судья проверит измерения, личное дело отправляется в Архив.
– И что они взвешивают сейчас, раз новых душ не поступает? – спросила я.
– В основном тех, кто отправляется на перерождение или в Аид. Но ты сейчас смотришь на судей, которые только учатся. Стражи учатся в колледже, а судьи – здесь. Они делают тренировочные замеры, изучают кастодиометры, готовятся вершить судьбы наших миров.
– И что? Молодцы. Ученье – свет, и все такое. Вы привели меня сюда, чтобы я посмотрела на сотни начинающих зануд, устыдилась мыслей о том, чтобы вас разогнать, и уехала, оставив Дэваля в темноте? Не надейтесь.
– Нет, не для этого. – Елена улыбнулась.
Нехорошо улыбнулась, как-то так наверняка улыбались бы удавы, если бы могли, при виде маленьких вкусных кроликов.
– Всмотрись туда.
Она ткнула пальцем в стекло. Я проследила за направлением и послушно стала рассматривать одинаковые серые фигурки. В какой-то миг даже показалось, что они двигаются синхронно, как роботы: достать флакон, высыпать пепел в чашу кастодиометра, дождаться измерений, записать, убрать пепел, достать новый флакон.
Ничего интересного в них не было, и я уже собиралась было сообщить об этом Верховной (ну вдруг она это и хотела мне продемонстрировать?), как наткнулась взглядом на одну из фигурок и вздрогнула. С губ против воли сорвалось имя:
– Хелен…
– Хелен Даркблум – одна из редких душ, попавших в Мортрум после ухода Повелителя. Прирожденная судья. Талантливая душа, хотя и недостаточно идеальная для Элизиума. О, не пытайся докричаться или достучаться, стекло очень прочное, а еще – одностороннее. Благодаря ему мы можем наблюдать за успехами учеников.
– Я хочу ее увидеть!
– Ты многого хочешь, Повелительница. Забрать сразу двоих… нет, это невозможно. Виртрум – не приют для одиноких котиков, которые ждут, когда их заберет хозяйка. Виртрум – это суд. Это справедливость. Это правда, за которую мы готовы сражаться даже с тобой. Однако я признаю, что нам с тобой лучше дружить. К тому же
