Жена янтарного князя - Полина Атлант
— М-м-м…? Что случилось? — пробормотал заспанный Ингольф.
Он приподнялся на локте и испуганно посмотрел на меня.
— Кристина… где она? — я разревелась еще сильнее.
Ингольф, обняв меня, уложил обратно в постель.
— Тебе приснилось, это просто дурной сон, милая. Спи… — он поцеловал меня в макушку.
— Нет… Это не сон. Кристина… она же здесь должна быть!
— Здесь нет никакой Кристины, спи, дорогая! — он прижал меня к себе, пытаясь успокоить.
Я долго не могла успокоиться. Не понимала, что происходит. Мы все еще в том домике или нет? И если да, то почему Кристина не отзывается? Может, она тоже с каким-нибудь мужчиной спит сейчас?..
Но я совершенно не помню, чтобы с нами были мужчины в том домике. И не помню… как Ингольф стал моим мужем. Как можно такое забыть? Как я согласилась стать женой князя и переехать из города в деревню?
Наплакавшись, я снова уснула. А когда проснулась, кошмар как рукой сняло. Снова померещилось что-то нереальное, невозможное. Умывшись, я присела себя в порядок и вышла завтракать.
— Доброе утро, милый, — промолвила я, оглядывая скудный стол. Лишь яйца, хлеб да молоко. — Эрна с девушками еще не вернулись?
— Нет, еще рано. Устали девки, вчера все семена перебрали, — Ингольф налил мне свежего молока в кубок.
— Тогда подождем их, прежде чем домой ехать, — попыталась улыбнуться я. — Аннику я с собой заберу.
— Поедем сейчас, к Ядвиге по пути заскочим.
— Зачем? Тебе нездоровится, дорогой? — я вперилась в него взглядом, и без того нехорошо было после ночного кошмара.
— Нет, слава богам, со мной все хорошо. Это тебе надо. Пусть Ядвига даст своих настоек, чтоб спалось тебе спокойно и кошмары отступили, — муж ласково посмотрел на меня, и в его глазах я увидела такую нежность, такую заботу, что сердце мое затрепетало, словно раненая птица.
Я не стала спорить о снотворном. И Эрну с Анникой, конечно, заберем домой.
— Напомни, почему Анника с тобой домой едет? — спросил Ингольф, усаживаясь рядом в телегу.
— Она провинилась.
Телега тронулась по проселочной дороге. Утренний воздух был свеж и прохладен. Сочная зелень покрылась росой. На полях уже виднелись люди, возобновившие посевную.
— Что она натворила?
— Вчера я ее застала, когда она пила из твоего кубка и надела твой плед, — выпалила я, и меня снова охватила волна жгучей ревности.
— Кто ей позволил⁈ — воскликнул Ингольф, и в его голосе прозвучало возмущение.
— Никто! Сама, не подумала, что это личные вещи господина! — усмехнулась я, и в этой усмешке была горечь и отчаяние.
— И зачем ты ее домой забираешь? Пусть тут остается, пойдет зерно сеять! — возмутился Ингольф.
Девки и Эрна уже поднялись, сонно и неспешно собирались, одевались и расчесывали волосы. Лишь появление Ингольфа, вошедшего в избу с кнутом в руке, заставило их встрепенуться, словно испуганных птиц.
— Доброе утро…! — тихонько поздоровалась я со знахаркой у печи, и обошла взглядом остальных.
— Доброе, княгиня, чем обязана столь раннему визиту? — Ядвига оставила жаркое место у печи и поклонилась нам с супругом, склонившись в глубоком уважении.
— Доброе, знахарка! — Ингольф отвел Ядвигу в сторону, к столу, заваленному склянками и травами, где она колдовала над своими снадобьями.
Я приблизилась, сжимаясь от внутренней тревоги.
— Ядвига, рассеянность моя не проходит, мучает меня, словно злой дух. А кошмары… они как наяву, — прошептала я, изливая свою жалобу.
— Ах, госпожа, я ведь предупреждала, что долго еще будет терзать тебя этот недуг! — с тихой печалью в голосе ответила Ядвига, сочувственно погладив меня по предплечью. В ее прикосновении чувствовалась такая искренняя забота, что на глаза навернулись слезы.
— Дай мне что-нибудь от бессонницы, умоляю, — взмолилась я, доставая из поясной сумки две янтарные пластины.
Немедля ни секунды, она протянула мне пузырек, наполненный светло-золотистой жидкостью.
— Вот, настойка ромашки с валерианой, лучшее, что я могу предложить. Да помогут тебе боги обрести покой, госпожа!
— Спасибо, Ядвига!
— Обращайся, госпожа, всегда рада помочь, — проговорила довольная старуха, пряча янтарные пластинки в широкий, заплатанный карман передника. В ее глазах блеснул огонек радости.
— А что-нибудь… чтобы побыстрее забеременеть… у тебя есть? — шепнула я ей, оглянувшись, не слышит ли нас Ингольф.
— Не нужно тебе ничего, госпожа дорогая! Ты молода еще, и вы с супругом совсем недавно вместе. Не торопи судьбу и богов. Лучше почаще в баньке паровые ванночки принимайте перед сном, с боровой маткой свежей! Она дарует вам долгожданное счастье! — С мудрой улыбкой сказала Ядвига и потянулась к веревке, на которой висели пучки и веники из трав, наполняя избу пьянящим ароматом. Сорвав один, она протянула его мне.
— Благодарю!
Я, словно драгоценность, укутала пучок трав платком, и мы покинули дом знахарки. Внутри меня теплилась робкая надежда, что все скоро наладится с моим здоровым сном.
Мы вернулись домой, и Ингольф, не теряя ни минуты, направился в мастерскую.
— Родная, давай заказ. Я сам доставлю его заказчику. Дел невпроворот, не могу весь день ждать его визита!
— Конечно, милый! — я облегченно вздохнула, предвкушая избавление от тягостного ожидания.
Открыв старинный сундук, полный пивных рогов, я с трепетом представила мужу свою работу. Каждая подвеска была своеобразной. В них было вложено не только умение и терпение, но и сокровенная красота янтаря, его тепло и свет.
Я подняла одну из подвесок, задержав её на мгновение в лучах солнца.
— Заказ готов!
Ингольф приблизился, застыв у меня за спиной. Я чувствовала его пристальный взгляд, его затаенное дыхание. Он осторожно взял подвеску — ту самую, где янтарь, казалось, навеки заключил в свои объятия крошечную мушку. Долго всматривался.
— Это… это настоящее чудо, моя волшебница! Клянусь всеми богами!
Я улыбнулась, не кокетливо, а с тихой, глубокой удовлетворенностью.
— Это мое любимое занятие!
Он бережно вернул подвеску на место.
— Это не просто ремесло, свет моих очей! Ты вложила в это саму себя!
Я замерла, эти слова пронзили мое сердце.
— Ты гордишься? — прошептала я, боясь разрушить хрупкий момент.
Ингольф с теплотой посмотрел мне прямо в глаза.
— Я восхищен твоей работой, моя любовь. И это редкость для меня! — муж взял мои ладони в свои и нежно прижал их к губам. Крепко поцеловал каждую. — Я