Сквозь дебри и пустоши - Анастасия Орлова
Тари метнулась обратно к фургону, но чей-то хриплый голос, похожий на грассирующее воронье карканье, остановил её:
– Какие черти вас приволокли? А ну, развернись! Руки на загривок! Дрыгнешься – стреляю!
Тамари подняла руки и медленно развернулась. В неё целил из ружья пожилой, но крепкий и поджарый мужик с моржовыми усами. Камуфляжная панама, надвинутая до самых глаз, брезентовая куртка, перехваченная армейским ремнём, на котором висел охотничий нож, за плечами вещмешок, на груди болтается бинокль. Примерно так в её представлении и выглядели браконьеры.
– Чего сюда припёрлись? – каркнул дядька.
– Пописать, – всхлипнула болтающаяся над его головой Эльса.
– Только ловушку мне попортили! – пробурчал он, и уж хотел было опустить ружьё, как заметил на запястье Тари адреномер.
– Ты грапи? – в голосе вспыхнул страх, перерастающий в ярость, мужик попятился. – И она? – он ткнул в девочку. – Твари вы поганые! Предупреждал ведь: ещё раз полезете – стреляю! Твари поганые! – браконьер удобнее перехватил ружьё, чтобы ловчее прицелиться.
Эльса закричала что-то неразборчиво-умоляющее, но он не обратил на девочку внимания, укладывая скрюченный палец с пожелтевшим ногтем на курок направленной на Тари двустволки. И тут на старика, ломая кусты, налетел Берен: мокрый, босой, в одних джинсах, и то не до конца застёгнутых. Грохнул выстрел, но пуля ушла в сторону и попала не в голову Тари, куда целился браконьер, а в плечо, пробив его навылет. Девушка охнула, осев на колени, Эльса завизжала, а винтовка, за которую сражались мужчины, выстрелила ещё раз – уже вверх, туда, где висела попавшаяся в ловушку девочка.
У Тамари потемнело в глазах, лихорадочный пульс на мгновение замер, а потом отозвался в ушах густым и медленным «буф-ф-ф» – словно где-то в груди не сердце стучало, а падали мешки с мукой. Тело обдало жаром.
Вцепившийся в ружьё мёртвой хваткой старик посерел перекошенным лицом, глянув поверх Беренова плеча, и егерь понял, что сейчас происходит у него за спиной. Когда грапи перекидываются, они полностью регенерируют, и надежды на то, что раненое крыло помешает ей взлететь и напасть, нет. Не оглядываясь, Берен потащил браконьера, вцепившегося в винтовку, словно бультерьер, в сторону, подальше от Эльсы.
– Не шевелись! – крикнул он девочке. – Зажмурься и не открывай глаза, пока я тебе не разрешу!
Старик уже мало что соображал, но сопротивлялся на славу, вихляясь всеми доступными способами в попытках завладеть единственным оружием. А толку-то? Всё равно перезарядить не успеет. Но суеты он навёл порядочно: как раз столько, чтобы грапи заметила его, а не висящую вниз головой Эльсу.
Отрываясь от земли, тварь взмахнула крыльями, обдав егеря и браконьера мощным порывом ветра. Она взлетела и бросилась на мужчин, выставив вперёд когти. Берен по-прежнему был к ней спиной и ничего не видел, но угадал её манёвр по движению воздуха и лезущим из орбит глазам браконьера. Егерь рванул двустволку, разворачиваясь и прикрываясь стариком от золотистых серпов. Успел. Грапи разорвала браконьерскую спину вдоль позвоночника, словно плод граната располовинила – вокруг разлетелись бордовые перезревшие капли-зёрна, с ног до головы окатив Берена, и треск был почти такой же, как от граната, только громче. Руки старика разжались, выпуская ружьё, и егерь как можно мягче отступил назад, чтобы резкими движениями не привлечь внимания твари. Она с пронзительным визгом заржавленной металлической чайки водрузилась на добычу, приготовившись вонзить в неё жёлтый загнутый клюв. «Вкусив человеческой крови, грапи забудет ближайшие несколько часов, а то и дней до обращения» – вспомнил Берен. Этого допускать нельзя. Хорошо, что ружьё осталось у егеря – он размахнулся и со всей силы треснул грапи прикладом по хохлатой голове.
«Какая глупость! – мелькнуло в его мыслях. – Да что ей этот удар! Самый идиотский способ самоубийства, который только можно придумать!»
Полуптица тряхнула башкой и уставилась на обидчика холодными и пустыми, но человеческими глазами. Ежевичными. Даже знакомый янтарный ободок вокруг зрачка не изменился. Это были глаза Тамари, хоть сейчас самой Тари в них не было. Берен застыл не шевелясь и даже не дыша: она была слишком близко – хватит и движения ресниц, чтобы напала. Но не-Тари не нападала, а стояла и смотрела Берену прямо в глаза. Стояла и смотрела.
«Когда мы обращаемся, наша человеческая душа не отлетает прочь, она где-то там, под этим крылатым обличьем. Просто она не может дышать из-за накативших на неё кошмаров. Но я уверена, что Тари будет бороться до конца» – мелькнуло в голове у Берена.
– Борись, Тари, борись! – не размыкая челюстей прошипел он, ввинчиваясь взглядом в её стылые глаза, словно хотел пробуравить их остекленелость до той самой глубины, на которой затаилась человеческая душа. – Борись!!!
И вдруг он почувствовал – нащупал ту тьму, что дымной чёрной змеёй свернулась на её медленно бьющемся сердце. Нащупал и постарался ухватить, вытянуть, вызвать её на себя, чтобы забрать, но она словно таяла на невидимых пальцах, обрывалась клочками: панцирь из блестящих острых перьев надёжно держал её внутри. Как, чем растормошить девушку, спрятанную в глубине этого чудовища?!
– Я сейчас подойду к тебе, – едва слышно произнёс Берен, сам не до конца понимая, что делает, – ты должна будешь взяться за мой ремень сзади. И не отпускать, что бы ни случилось. Справишься?
Чёрно-фиолетовые глаза мигнули.
– Не бойся ответить, – продолжил Берен, – они не реагируют на звук, только на движение. Как тебя зовут?
И тут словно какой-то шлюз открылся в неживых птичьих зрачках, и на Берена хлынула невидимая волна чудовищного, едкого, смердящего ужаса, выбив из его груди весь воздух и едва не сбив егеря с ног. Винтовка выпала из рук, а Берену показалось, что тварь всё-таки бросилась на него, и он в смехотворно беспомощной попытке защититься лишь выставил вперёд ладони…
Но в руки ему упала худенькая женская фигурка, щедро осыпав скинутыми при обращении перьями.
Глава 10
Тари съёжилась на переднем сиденье фургона, забравшись на него с ногами, натянув на голые колени безразмерную футболку. На полу под сиденьем лежали её берцы, кожаные штаны и свалившийся во время обращения адреномер. На теле девушки, её волосах и футболке коричневой коркой подсыхала чужая кровь.
Берен гнал настолько быстро, насколько позволяли возможности ветхого фургончика, время от времени бросая на Тари тревожные взгляды. Её трясло. Она была на грани бреда или нового обращения, и Берен удерживал её в сознании изо всех сил, тонкой нитью тянул и тянул из неё бесконечную тьму, которая всё не заканчивалась. Его начало знобить, зрение стало нечётким, но до общины на том берегу оставалось совсем чуть-чуть. «Нужно дотянуть, – мысленно шептал он то ли ей, то ли себе, – держись. Держись!»
Они свернули на старый железный мост, и он загрохотал под колёсами фургона, как металлический таз по камням, – того и гляди развалится. Сразу за мостом Берен свернул с основной дороги на грунтовку и затормозил у шлагбаума. Из импровизированной фанерной будочки выскочили двое молодых парней, подбежали к машине.
– Она грапи, – не дожидаясь вопросов, бросил егерь, когда один из охранников – смуглый и узкоглазый – сунул голову в окно, – нам нужна ваша помощь!
Парень бросил на Тамари беглый взгляд, кивнул, сообщил что-то напарнику на языке жестов, и тот со всех ног побежал в общину.
– Выходить из мащина! – сказал он Берену гнусаво и звонко, – дальше мащина нельзя, давай-давай! – он замахал руками, приглашая идти вслед за убежавшим товарищем.
Берен не стал спорить, выскочил из фургона, вытащил Тамари, взяв её на руки. Из кузова вылезла заплаканная Эльса с Максом.
– Не отставайте, – бросил им егерь и почти бегом направился по пыльной дороге.
– Девацька, девацька! – запереживал охранник, активно жестикулируя, чтобы привлечь внимание Эльсы. – Лиса руками держать, следить за лиса, у нас там куры!
Девочка сняла со своего платьица тканевый поясок и завязала одним концом вокруг лисьей шеи:
– Прости, Максик, тут такие порядки.
До общины оказалось совсем недалеко – с дороги её просто не было видно из-за пышных кустов, разросшихся по периметру. Но стоило их обогнуть, как глазам открывалась большая поляна, на которой, словно грибы, стояли разномастные старые фургончики, снятые с колёс, вагончики, палатки и лёгкие фанерные постройки – видимо, больше хозяйственные, чем жилые. В центре росло несколько деревьев, стволы которых соединяли доски-лавки, а в земляной проплешине было сложено место для большого костра. Под ногами вышагивали пёстрые
