Не жизнь, а роман! - Юлия Викторовна Меллер
— Па, она должна знать, что значит для нашей семьи. Она наша!
— Брысь, — прогнал мальчишек Эмэри, и они неохотно отошли от столика, но продолжали, насупившись, смотреть на Катю.
— Мне так жаль, — она обвела всех печальным взглядом и наткнулась на их удивление. Ребята фыркнули.
— Наш род особенный! — с гордостью произнёс Этьенн, а Луи одобрительно кивнул. — У нас много веков хранилась Тайна и мы первые, кто получил работающую машину времени. Если бы отец не нашёл вас, то это сделал бы Луи или я, когда вырос.
— Вы… странные, — выдохнула Катя, — но милые.
Все трое разулыбались, а она добавила, словно извиняясь: — Я тоже теперь немножко странная для современного мира.
Эмэри опустился перед ней на корточки и, заглядывая в глаза, спросил:
— Катюша, едем за твоими? Не хочу больше терять ни минуты.
Она вопросительно посмотрела на ребят.
— Мы поможем собраться, — уверено ответил Луи, а Этьенн стукнул себя по груди кулаком, копируя жест воинов.
Через три часа вся мужская компания, включающая в себя Эмэри и четырёх мальчишек мал мала меньше, окинула напоследок хозяйственным взглядом опустевший Катин дом и, усадив старенькую, но бойкую мадам Лидию со слегка растерянной внучкой, поспешила домой.
А дальше… пока мадам Лидия наводила твёрдой рукой порядок в доме Морриттов, вытесняя доверенных служащих из жилой части дома в отдельную и заполняя гостевые комнаты друзьями Луи или племянниками Эмэри, Катерина в полной мере познавала мужское обожание.
Не только Эмэри, вся его семья относилась к ней с каким-то пиететом. Сам же хозяин дома не выпускал её из рук, стараясь предугадать любое желание и исполнить. Она смеялась, грозилась, что он избалует её, и она станет невыносимой капризулей, а Эмэри испытывал такой подъём душевных сил, испытывал такое счастье, что даже стал петь, часто подхватывая Катю и увлекая её в танец. Она расцветала в лучах его любви и щедро дарила в ответ свою любовь без ограничений и опасений.
Сыновья и их гости подшучивали над ними, видя их кружащимися в танце без музыки под собственный голосовой аккомпанемент, мадам Лидия говорила, что у Эмэри нет слуха, а Катюшка просто обязана освоить народные танцы, чтобы утереть нос вальсирующим французам, но им было все равно. Счастье обрушилось на них, и они выплёскивали его, как умели, не боясь быть смешными или нелепыми.
Эмэри ни одним словом не преувеличивал, когда признавался Катеньке, что с момента встречи не представлял, как жить дальше без неё.
— Пытался работать, — говорил он ей, — а вместо бумаг видел тебя, даже не замечал, как всё время делаю наброски твоего портрета.
Волнуясь, что она не поверит ему, Эмэри показывал документы, где многие листы были испорчены узнаваемыми рисунками.
— Ходил в спортзал — а в голове одни только мысли, какие слова мне надо сказать, чтобы привлечь тебя; что сделать, чтобы ты пришла ко мне и осталась навсегда. Дома услышу чьи-то шаги — бегу, думаю ты пришла. Понимал, что брежу, выдавая желаемое за действительность, но был будто пьян и предавался мечтал, пока ты не подпускала меня к себе. Секретари от меня стали шарахаться, говорили, что я пугаю их, выскакивая из-за угла…
— Эмэри, мне так жаль, что тебе пришлось испытать всё это, но…
— Не надо, любовь моя, я понимаю, что тебе нужно было время. Я собирался быть рядом всегда. Думал, что ни за что не стану давить на тебя и хотя бы другом… нет, вру, я ревновал, и противоречия раздирали меня на части! Но, Катюша, поверь мне, я бы не заставлял, ни за что не поставил бы тебя в безвыходное положение… мне важно, чтобы ты сама… чтобы я что-то значил для тебя.
Не было даже никакой притирки. С того вечера они стали жить вместе, как будто никак иначе быть не могло. Сошлись две половинки, что долго-долго искали друг друга. На дом Морриттов будто бы снизошла благодать, и все тянулись к ним, чтобы почувствовать, урвать для себя кусочек источаемого ими счастья.
Бабушка Лидия Павловна быстро освоилась, и первая назвала день недели, когда все должны вести себя тихо, так как в большом зале собираются солидные девочки её возраста для чаепития и обсуждения разных важных вопросов.
Луи по её примеру захватил день для устройства вечеринок. Куда-то уезжать ему больше не хотелось. Катюше, как называли её сыновья Эмэри, было интересно, чем он живёт, что ест, во что одевается, какие у него друзья, что он думает по разным поводам… Забота и ощущение себя частью большой, волнующейся о нём семьи, ему понравилась. Теперь все друзья частенько собирались у него, и сад, бассейн, зона отдыха подвергались нашествию молодёжи, а Катюша незаметно познакомилась с ними, что Луи было приятно. Как-то само собой получилось, что они стали друзьями.
Этьенн неожиданно для себя оказался обожаемым предводителем Катиных малышей и перестал быть младшим, но при этом ему перепадало много внимания и ласки, от чего он первое время терялся.
Пришлось срочно увеличить штат работников по дому и охрану. Пока не наступил сентябрь ради осторожности учителей для Саши и Никитки приглашали на дом. Катя затеяла небольшой ремонт, чтобы домашнюю часть дома сделать более приватной, а Эмэри захотел расширить свой кабинет, желая, чтобы в нём появился её уголок. Катерина предпочитала работать за ноутбуком, сидя на мягком диване, что вписывалось в представление Эмэри об уюте. Он называл Катю кабинетной кошкой, без которой он не может сосредоточиться и заниматься делами.
Немалую роль в новой семье сыграла Лидия Павловна. Она приглядывала за всеми, объединяла поручениями и удивляла своей активностью, энергией, жизненней позицией, оригинальностью высказываний. Она же первая подняла вопрос об узаконивании отношений между Катюшкой и её обаятельным тигром.
— Бабушка, если бы Эмэри не был богат, то всё было бы просто, но я не хочу связываться с договорами… это унизительно: начинать совместную жизнь и считать, что я получу в случае развода…
О том, что она связана церковью с Бертраном, которого нет, она молчала. Ярая атеистка её точно не поймёт, а Катерину как раз беспокоил этот момент.
— Как знаешь. Мы не голодранки, чтобы зариться на чужое добро, но я твоего отца приучила отдавать все деньги жене! Фифа до сих пор распоряжается всеми доходами Митюши.
— Кто такая фифа? — с интересом спросил Эмэри, слушая бабушкино выступление на английском. Французский, к сожалению, а может, и к счастью, ей давался неохотно.
— Это моя мама. Бабушка всегда подыскивает что-нибудь обидное и колкое, чтобы обозвать её.
— А-а, понимаю, — улыбнулся он.
