Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения

Лив никогда не мечтала о старшем брате. Ей вполне хватало сестры.

Но сейчас она поняла, что если бы хотела старшего брата — то только такого, как Вермиллион Морли.

Когда Арон и Странник шагнули вперёд, словно соткавшись из темноты Штолен, трое волшебников и драконья избранница вскинули головы с одинаковым напряжением.

— Что хорошего скажете? — со своей извечной шутливостью осведомился Иллюзионист.

— Не знаю, хорошо это или плохо, но мой брат не лгал. — Амадэй обвёл всех четверых усталым взглядом. Мельком посмотрел на спящего дракона. — Таша действительно наверху. И я надеюсь, что кое-кто придёт в себя достаточно скоро, чтобы доставить нас в нужное место к нужному часу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАСКАРАД

— Дурацкая это всё-таки идея, — поправляя маску, буркнула Таша. — И зачем нужно было так выряжаться?

— Моя королева, учитесь получать удовольствие при каждом удобном случае, — поучительно откликнулся Алексас.

— Тем более кто знает, представится ли нам следующий, — туманно заметил Найдж, первым вступая в бальный зал.

Иллюзии, которые он сотворил в качестве бальных нарядов, были на диво материальными: несуществующая парча тяжёлой юбки весьма убедительно волочилась за Ташей длинным сапфировым шлейфом, узкие рукава не менее убедительно сковывали движения. Волосы пришлось оставить распущенными — они были слишком коротки, чтобы собрать их в причёску. Картину довершили кружевные перчатки и маска в тон платью; и хоть зеркала в комнате не было, Таша сделала выводы о своём виде по тому, что прочла в глазах своих спутников.

С мужскими нарядами Найдж особо заморачиваться не стал. Наколдовал штаны, рубашку и камзол — алый себе, сапфирно-синий Алексасу, — обойдясь без кружев и позолоты. Впрочем, вступив в бальный зал, Таша понимала, что она скорее выделяется из толпы: большинство предпочло карнавальные наряды, и по изяществу отделки они не шли ни в какое сравнение ни с платьем, что Таше сшили к королевскому балу, ни с костюмом, в котором герцог Орек явился на королевскую аудиенцию.

Бальный зал, впрочем, тоже не особо походил на те, что Таша видела прежде.

Зал был огромен. И производил довольно-таки гнетущее впечатление. Вместо сверкающего мрамора отделали тем же камнем, что и по всему замку — зато куполовидный потолок и стены, скруглённые по углам, оказались зеркальными. В качестве украшения дворцовых зал часто использовали зеркала, но здешние стены и потолок не украсили зеркалами: они сами были единым огромным зеркалом. В пожелтевшем от времени куполе отражались медные люстры, горевшие приглушённым светом неярких волшебных огней, и маски под ними; из-за тусклого света тени в зале плясали наравне с людьми и эйрдалями. Игра отражений рождала ощущение, что зал бесконечен, и гости, пестревшие внизу, оттого казались ещё ничтожнее.

Довершала картину музыка, звучавшая из ниоткуда, игравшая безо всяких инструментов. Она была чистой, мелодичной, безукоризненно подражавшей пению настоящих скрипок и флейт, но было в ней что-то… неправильное. Механическое.

Мёртвое.

А ещё в дальнем конце зала виднелся трон. Самый настоящий, с высокой спинкой, бархатной подушкой и занятной резьбой. Он был не просто на возвышении — он высился на широком балкончике, заботливо окружённом парапетом.

Вот там и появится Зельда, поняла Таша. Появится в конце бала, как появлялась всегда.

Если, конечно, верить рассказам Андукара.

«Зачем всё это? — спросила она вчера у эйрдаля. — Зачем вы устраиваете балы?»

Тот в ответ равнодушно и неопределённо повёл рукой.

«Попытка создать подобие блестящих дворов людей. Попытка походить на тех, кто привык скрывать свою личность только на маскарадах. Попытка забыть о том, кто мы на самом деле, и на пару часов притвориться теми, кем мы не являемся. — Он пожал плечами. — Зельде нравится будить в своих слугах… предвкушение будущей жизни. В конце концов, сейчас жизнь многих обитателей замка не слишком радостная».

Они шли сквозь толпу втроём, рассекая её, как мыс лодки — разноцветную воду. Окутанные незримым маревом чужих взглядов, окунаясь в созвучие смеха и шепотков, мирных разговоров и красноречивого молчания. Их встречали монархи и разбойники, ведьмы и рыцари, мантии и платья, лохмотья и королевские одежды — и маски, маски, маски…

Здесь все казались равными. Все казались людьми. Эйрдали и оборотни, века назад селившиеся в деревнях, чтобы под маской доброго соседа убивать женщин, детей и стариков. Кто-то из них не хочет убивать; кто-то лишь делает то, что им скажут, лишь бы живы были близкие. Кто-то — хочет.

И все хотят вернуться. Ибо всем им надоело прятаться.

Они хотят сорвать свои маски и править. Они хотят, чтобы люди сами отдавали им своих женщин, детей и стариков, перестав понимать, что это неправильно. Глупцы, обманутые ещё более жестоко, чем пришедшие сюда против воли…

Таша подобрала шлейф, накинув на руку пришитую к нему петельку, посмотрела в потолок, где правили бал отражения нечисти — и когда музыка стихла, готовая завести следующий танец, вложила пальцы в ладони Алексаса: чтобы вместе с ним пройти к центру, где кружились пары.

Да будет бал.

— И кто же всё-таки сообщил вам, где искать вашу возлюбленную дочурку?

Не обратив ни малейшего внимания на то, что сарказм в голосе Иллюзиониста значительно превышает норму, Арон поправил одеяло мирно спящей Лив:

— Доверенный источник.

Мечник лишь усмехнулся неодобрительно, прихлебнув из глиняной кружки.

Разговаривали тихо, чтобы не разбудить Лив. Мечник присел в кресле с кружкой парки, Заклинатель занял позицию за столом, живой компании снова предпочтя доску для аустэйна. Иллюзионист со Странником, материализовав колоду карт, играли в «болванчика» — вынуждая Вермиллиона Морли попутно упражняться в ментальном блоке. Арон ходил по комнате; ничто в нём не выдало бы напряжения, но это напряжение, сгущаясь, почти ощутимо искрилось в воздухе.

Мастера и амадэй вернулись на постоялый двор не так давно, скоротав почти всю ночь за обратной дорогой. Даже успели недолго вздремнуть.

Но по-настоящему расслабиться во время передышки, которую им предоставили до вечера, не мог никто.

— Близится финал, — высказался Мечник в пространство.

Арон молчал, размеренно вышагивая из одного угла комнаты в другой; когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями.

— Как настроение?

Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном вальсе.

— Рад, если хорошее, — не дождавшись ответа, невозмутимо произнёс Мечник. — А то мало ли… есть небольшая вероятность, что для кого-то из нас сегодняшний день станет последним днём.