Средь бала лжи (СИ) - Сафонова Евгения

— А я думала, если Кеса ранят, у меня тоже будет кровь…

— Нет, крови у тебя не будет. Но ты будешь чувствовать его боль так, словно тоже ранена.

— И если он умрёт, то…

— Да. — Иллюзионист не пытался отнять рук, хотя пальцы Лив вцепились в его ладони до боли. — Тут ничего не поделаешь.

— Мне казалось, Кесу никто никогда не сможет навредить.

— Немногие могут это сделать. Но кто-то всё-таки может.

Лив посмотрела на мёртвого виверна со смесью брезгливости и любопытства. Всё равно это лучше, если бы я осталась в Школе, подумав, решила она. Там бы мне тоже было больно, но я даже не знала бы, отчего.

— Знаете, — тихо сказала она, — когда он приходит… я оказываюсь в темноте. И там ещё звучит музыка…

Лив хотелось с кем-то поделиться своими мыслями по этому поводу. И из всех, с кем она коротала последние дни, Иллюзионист (ну ещё Кес, но он мог и не знать ответов на интересующие её вопросы) казался ей наиболее достойным того, чтобы делиться с ним секретами. На дядю Арона она до сих пор немножко злилась.

— Твоё сознание должно где-то пребывать, пока он занимает тело, — печально откликнулся волшебник. — Темнота, говоришь? А голоса ты слышишь?

— Плохо. Иногда.

— Чтобы после ты не смогла никому ничего рассказать. — Иллюзионист вздохнул. — Ничего не поделаешь, Лив. Когда-то ты дала ему разрешение. Теперь придётся терпеть.

— Я и терплю. Я вообще не жалуюсь.

— А что тогда?

— Просто… Один мой друг… Его брат когда-то умер, и он пустил его в своё тело. И теперь их телом управляет то один, то другой. — Лив надеялась, что объясняет более-менее понятно. Хотя бы менее. — И я подумала…

Заклинатель, до сего момента вроде бы преспокойно дремавший, моментально открыл глаза.

— Двоедушие? — вкрадчиво осведомился он. — Ты говоришь о Двоедушии?

Лив в искреннем недоумении пожала плечами.

— Вряд ли девочка знает, что это, — мягко напомнил Мечник: как выяснилось, тоже вовсе не спавший.

— Это богомерзкий обряд, запрещённый Ликбером Великим, вот что это. — Впившись взглядом в лицо девочка, Заклинатель выпрямился. — Кто этот друг? Кто сделал это с ним?

— Его учитель. Он их с братом воспитывал.

— Имя!

— Я не знаю, — честно ответила Лив.

Если бы она знала, конечно, всё равно бы не сказала. Однако сейчас взять с неё действительно было нечего.

— Он колдун?

— Ага, — подумав, подтвердила Лив.

Она не знала, зачем Заклинатель допрашивает её, но что-то ей подсказывало, что учитель Джеми и Алексаса сделал нечто не очень хорошее. И поскольку Джеми с Алексасом любили своего учителя, лучше не помогать Заклинателю его найти; а если обмолвиться о том, что учитель братьев — альв, круг поисков значительно сузиться. Вряд ли по Аллиграну разгуливает так уж много альвов.

— А как зовут твоего друга?

Не обманувшись ласковым голосом волшебника, Лив мотнула головой.

— Ну же. Скажи. Мы не сделаем ему ничего плохого… просто поговорим.

— Не скажу.

— Если не скажешь, девчонка, — в один момент изменив интонацию на ледяную, отчеканил Заклинатель, — вылетишь из Школы, ещё не поступив.

— Ничего не знаю, — упрямо повторила Лив, решив идти до конца.

— А вопрос о принятии ученика решается голосованием Шестерых, — непринуждённо напомнил Вер. — На твоё слово есть слова остальных пятерых.

Вид Заклинателя вдруг чем-то напомнил Лив дракона, которому только что посулили дюжину сочных овечек, а потом посадили на цепь и оставили глотать голодные слюнки.

Несмотря на то, что Мастер Заклинатель был первоклассным волшебником, взрастившим не одно поколение талантливых и даже бесталанных учеников, ставших в свою очередь… ну, не первоклассными, но очень даже неплохими волшебниками — он не слишком хорошо понимал, как нужно вести себя с детьми. И когда какой-то ребёнок оказывался вне рамок его преподавательского авторитета, Заклинатель совершенно терялся, зачастую ведя себя абсолютно беспомощно.

То, что он прекрасно это осознавал, лишь усугубляло ситуацию.

— Так вот, — нетерпеливо подёргав Иллюзиониста за рукав, вернулась к разговору Лив, — когда мой друг не управляет свои телом, он тоже оказывается в темноте?

— А бывает так, что братья разговаривают друг с другом? Как будто человек говорит сам с собой?

— Конечно! Постоянно.

— Вот видишь. Если б твой друг в это время был в темноте, вряд ли он смог бы разговаривать с братом.

Лив покивала с облегчением.

А потом, на свою беду, спросила:

— И где он тогда в это время?

— Как я понимаю, смотрит на мир вместе с братом. Но видит только то, что в этот миг видит его тело, слышит то, что слышит его тело… чувствует то, что чувствует его тело. И абсолютно беспомощен. — Иллюзионист накрыл её ладошки своими, словно в знак утешения. — Его руки, ноги, губы и глаза подчиняются другому человеку. Он двигается помимо своей воли. Он смотрит туда, куда не хочет. Его губы размыкаются, когда он хотел бы смолчать.

— То есть темнота даже лучше? — помолчав, тихо спросила Лив.

— Возможно. В чём-то.

Шею, о которой Лив забыла на время разговора, снова обожгло. Поёрзав на коленях волшебника, она неуверенно покосилась на Заклинателя.

Всё же решившись, подалась вперёд: к уху Иллюзиониста, щекочущемуся обрамлявшими его золотыми кудрями.

— А вы не можете как-нибудь ему помочь? — прикрыв губы ладонью, прошептала она. — Чтобы у них у каждого снова стало своё тело?

Под испепеляющим взглядом Заклинателя Мастер безо всякого смущения склонился к лицу девочки:

— Если познакомишь меня со своим другом, — заговорщицки шепнул он в ответ — тоже на ушко, — попробую.

Наблюдая за их шушуканьем, Мечник усмехнулся с какой-то снисходительной нежностью.

— Правда?

— Правда. — На миг отстранившись, кончиком пальца Иллюзионист задорно поддел её нос. — Я ведь наследник Ликбера, как-никак. Что-нибудь да могу.

— А ты не выдашь его Заклинателю?

— Ни в коем случае. Я детей не обижаю.