Двое для трагедии - Анна Морион
Грейсон громко хлопнул в ладони, и комнату тут же осветил яркий свет.
– Ты говоришь, что страдаешь? Тогда тебе нужно страдать постоянно: ты похорошела, – с мерзкой улыбкой сказал мне Грейсон. Он подошел ко мне, приподнял своими ледяными пальцами мой подбородок и стал внимательно рассматривать мое лицо. – У тебя лицо святой мученицы. Я бы сказал, что сейчас твоя красота почти идеальна, именно та, что должна быть у смертных – вы всегда должны страдать и быть напуганы. Под твоими глазами лежат фиолетовые круги – свидетели того, что ты перенесла. И знаешь, что в этом мне нравится больше всего? Что причиной твоих страданий был я. А ведь это почти любовь, Вайпер.
– Ты сумасшедший! Благодаря тебе, я превратилась в тень! Я боюсь света и разговариваю сама с собой! А ты видишь в этом любовь? Какая, черт возьми, любовь! Я бы покончила с собой, если бы почувствовала к тебе что-то, кроме ненависти и отвращения, которые я чувствую сейчас! Почти любовь? Почти идеальная красота? Должно быть, у тебя еще давно развилось психическое расстройство, раз в самом уродливом, самом нестерпимом, ты видишь красоту! – Закончив эту гневную тираду, я разрыдалась от переполнявших меня эмоций.
Мое заточение, ужасы, происходящие со мной, внезапный приезд Грейсона – все это вызвало у меня приступ истерики. Теперь я отчетливо понимала, что теперь была не одна в этом страшном замке! Паук вернулся в свое логово, чтобы издеваться над мухой! И как я могла желать его возвращения? Безумная!
В истерике я легла на пол, прямо перед ногами вампира. Я била пол руками, каталась из стороны в сторону и кричала, словно мне причиняли ужасную физическую боль. Но моя боль была сильнее физической – это болела умирающая душа. Но скоро я выбилась из сил и просто лежала на спине и смотрела в одну точку на потолке. Иногда мое тело подергивала судорога. Я чувствовала, что вместо души у меня осталась лишь пустота, все чувства: гнев, страх, ненависть, негодование, сожаление – вдруг исчезли, и я не чувствовала абсолютно ничего. Только одна мысль не покидала меня: я мысленно молила Бога, чтобы Грейсон убил меня.
Моя истерика не поколебала Грейсона: он просто молча облокотился о стену и с улыбкой наблюдал за тем, как я катаюсь по полу. Когда силы во мне иссякли, и я затихла, вампир наклонился ко мне, поднял меня на руки и отнес на кровать. Затем он достал из шкафа плед и небрежно укрыл меня им.
– Я привез тебе подарок из Праги, – спокойным тоном, будто ничего не произошло, сказал Грейсон. – Я снимал на фотоаппарат свадьбу Маркуса: церемонию, друзей, родителей, молодоженов, а еще привез много фотографий с друзьями и родственниками. Твой Седрик настойчиво избегал моего объектива, но мне, все же, удалось поймать его в парочке кадров. Хочешь взглянуть?
Вампир травил мою душу, но я была в таком угнетенном настроении и слабом состоянии духа, что меня нельзя было растравить даже фотографиями возлюбленного, которого я никогда больше не увижу вживую. Зачем смотреть на фотографии Седрика, если он уже навсегда потерян для меня?!
– Вайпер, ты меня слышишь?
Но я вновь промолчала и лишь перевела пустой взгляд на красивое лицо Брэндона.
– Ты не заболела? – Грейсон нахмурился и прикоснулся ладонью к моему лбу. – Жаль, что я не могу узнать: вампиры не чувствуют температуру. Ты ответишь мне?
Я молчала.
На лице вампира появилось недовольство: он явно не ожидал от меня такого упрямства, ведь рассчитывал на то, что я буду, как обычно, трястись перед ним и соглашусь на любые унижения, лишь бы получить возможность увидеть Седрика на фотографиях.
– Тебе нужен сон. Не хочу сломать тебя преждевременно, – сказал Брэндон, нежно гладя мои волосы. – Но завтра нас ждет очень занятный разговор. Спокойной ночи. – Он встал с кровати и, хлопком погасив свет, вышел из комнаты, закрыв меня на замок.
«Нас ждет разговор». О чем? Что было у него сказать мне и наоборот? Он появился так же внезапно, как и уехал, и теперь в моем теле, как и в душе, будет постепенно проходить процесс тления: Грейсон будет пить мою кровь.
Я закрыла глаза и открыла их уже утром. Завладевший мной крепкий сон дал мне долгожданный отдых, но пробуждение не принесло мне радости и новых сил, ведь начался новый день моих мучений.
Только начинало рассветать, но птицы уже громко пели за моими окнами. В воздухе чувствовались утренняя свежесть и прохлада, и, почувствовав легкий холод, я уютнее укуталась в плед.
Но вдруг краем глаза я увидела небольшой темный предмет, лежащий на полу. Переведя сосредоточенный взгляд на этот предмет, я с удивлением обнаружила, что это был фотоаппарат. Наверно, Грейсон нарочно оставил его в моей комнате, чтобы разжечь мое любопытство и желание увидеть Седрика – взять верх над моим разумом, чтобы тем самым преумножить мои страдания.
«Нет! Я не пойду у тебя на поводу, мерзкий убийца!» – твердо решила я и отвернулась лицом к окну. Но, немного погодя, против моей воли, я вновь обернулась и взглянула на ловушку Грейсона. К счастью, мне хватило сил вновь отвести взгляд, но желание увидеть Седрика охватывало меня все сильнее. Тактика Грейсона сработала: меня преследовало непреодолимое любопытство, но я стойко боролась с ним, чтобы не попасться на его крючок.
В конце концов, я поняла, что должна была сделать, чтобы избавиться от назойливого желания включить фотоаппарат и посмотреть на Седрика, и, встав с кровати, я взяла фотоаппарат и без колебаний выбросила его в окно – тут же послышался громкий треск. Перегнувшись через подоконник, я с ядовитой радостью увидела, что от фотоаппарата остались лишь обломки.
– В этот раз, Брэндон, выиграть тебе не удалось! – вслух сказала я, чтобы вампир услышал мои слова.
Это была моя маленькая победа, проявление моей смелости или безумия в войне против угнетателя. Все мое существо на миг охватила эйфория, и я счастливо рассмеялась.
Не успела я отойти от окна, как тут же послышался звук открывающейся двери.
В комнату вошел Грейсон. Он улыбался.
– Надо же, а я думал, ты не удержишься, – дружелюбным тоном сказал он, подходя ко мне. – Выспалась?
Я смело смотрела в его голубые глаза, и с моих губ не сходила радостная улыбка.
– О, я прекрасно выспалась, спасибо! О чем ты хотел со мной поговорить? – слегка посмеиваясь, ответила ему я.
Утренний свет успокаивал меня и придавал силы: сейчас мне было
