Снежность Иве, или Господин Метелица - Вера Платонова
Дагмар известного художника не жаловал, поскольку, даже не пользуясь магическим взором, всегда видел в нем проходимца и непорядочного человека, хотя, признаться, некоторые работы Гиссариона все же казались ему заслуживающими внимания.
– Кстати, о путешествиях, – продолжил Максимилиан, – где ты все время пропадаешь? На той неделе явился весь в ссадинах и с лоскутом кожи, свисающим со лба! Ты выглядел так плачевно, что делегация из Арании подумала, что во дворец прокрался какой-то бродяга! Дамы всполошились!
– Я тебе обязательно все расскажу о причинах своего столь странного поведения, но несколько позже, – ответил ему маг.
– Думаешь, я какой-то глупый, или неопытный, что-то неправильно пойму? – с обидой воскликнул король.
– Вовсе я так не думаю. Просто у меня самого одни лишь мрачные предчувствия и никаких заслуживающих внимания фактов.
– Надеюсь, что так. Но мне очень не хватает твоей поддержки на советах, – тоскливо сказал Максимилиан. – Я иной раз чувствую себя там полным дураком, даром, что на мне надеты корона и цепь.
– Мой тебе совет, пока что прислушивайся к советникам. Твой отец, впрочем, так и делал, даже когда уже имел большой опыт. А со временем станешь во всем разбираться даже лучше Лутца!
– Было бы неплохо… – без особенного воодушевления сказал Максимилиан. – Зато есть и хорошие новости. Адалин оказалась не такой уж и мерзкой! Она искренне горюет по отцу и старается меня всячески ободрить и развлечь, хотя по глазам видно, что самой тяжело. Мне так стыдно за все те отвратительные слова, что я говорил о ней. Было бы неплохо, если бы ты тоже познакомился с ней поближе.
– И все же, не подпускал бы ты ее слишком близко к себе! – заметил Дагмар. – Адалин очень непростая женщина. Сколько бы я ни всматривался в нее, все без толку, одни круги на воде. Так было тогда, когда она впервые появилась здесь, и так остается по сей день.
– Да ты просто недолюбливаешь всех женщин! Кстати, как там выходит? – король махнул в сторону работающего над портретом художника.
Дагмар аккуратно заглянул тому через плечо.
– Выходит просто сказочно. Будь я молоденькой красоткой, то тут же сорвался бы в столицу, покорять твое сердце! И еще, я вынужден сообщить, что завтра мне снова придется покинуть тебя. Быть может на неделю или даже более.
г. Мюлль, площадь Селестины
Иве и Рози кое-как протолкнулись к центру площади, едва не подравшись с парой девиц, которых Рози слишком рьяно распихала локтями.
Здесь стоял королевский глашатай, что было для Мюлля уже само по себе большой диковиной. Но истинным источником переполоха служил не глашатай, а то, что находилось рядом с ним. На деревянной подставке стоял портрет, изображавший прекрасного юношу в парадном мундире и наброшенной на плечи мантии. Светлую голову его венчала корона.
– Его величество король Фьоренхолле Максимилиан Первый! – честно отрабатывал свое жалованье громкоголосый глашатай.
Рози стояла перед портретом, и весь мир плыл и кружился вокруг, словно огромная карусель. А они стояли и смотрели друг на друга: она на Короля, а Король на нее.
– Рози, Рози, ну что ты рот раскрыла! – толкала ее Иве в бок. – Идем уже домой, сколько на короля ни смотри, дела сами себя не переделают.
– Иве, – умоляюще посмотрела она на сестру. – Мне нужно туда. Я не могу идти к Метелице. Я просто не могу.
– Это не шуточки, сестра, – нахмурилась Иве. – Метелица тебя уже выбрала.
г. Мюлль, дом г-жи Эдегор
Наступили последние летние деньки. А в доме госпожи Эдегор царила тягостная атмосфера. Иве больше не писала картин, и, не чувствуя выхода своим эмоциям, она то и дело ворчала и злилась на вся и всех.
Рози и вовсе загрустила. Ей часто снилось, как она кружит в прекрасном платье по бальной зале вместе со светловолосым королем, но в самый разгар веселья тот превращается в уродливую старуху в красном плаще. И тогда Рози просыпалась в ужасе и вновь горевала о том, что же она натворила собственными руками.
Матушка переживала за обеих, но больше всего ее страшило, что близится обещанный срок расплаты с кредиторами мужа. Общими усилиями они скопили семьдесят золотых, учитывая те, что выручила Иве за картины, и те, которые они получили за продажу доспеха. Госпожа Эдегор надеялась, что эти деньги хоть сколько-то смягчат головорезов, и, быть может, они согласятся дать еще отсрочку.
Однажды утром, Иве, которая обычно спала дольше всех, проснулась не от того, что рядом топает и шумит ее бесцеремонная сестрица, а наоборот, от царившей в комнате тишины. Она села на кровати, размышляя, куда это Рози отправилась с утра пораньше. На аккуратно заправленной постели сестры лежал скрученный кусок пергамента.
Иве развернула его и прочла:
“Дорогие мама и Иве! Вы знаете, что я люблю вас больше всех на свете. Но я поняла, что вызваться в услужение к Метелице было моей самой большой ошибкой. Я уехала в столицу. Не ищите меня. Скоро я вернусь в золоченой карете, и все у нас будет хорошо.
Иве, ты самая умная и рассудительная. Ты что-нибудь придумаешь, я знаю.
И еще. Я взяла из копилки тридцать золотых на дорогу и первое время.
Целую, ваша Рози”.
Глава девятая, в которой маг путешествует, а король любуется красивым деревом
Шел уже второй месяц, как фьоренхолльский маг покинул дворец в надежде отыскать сведения о жизни колдуна Явора. Сложность заключалась в том, что Явор не служил ни одному из государств, был нелюдим, скрытен и много переезжал с места на место. Башня в Брендонхольмских топях была лишь одним из его временных пристанищ. К ней первой и отправился Дагмар. Но не нашел даже следов былой битвы: все затянуло травой и молодой порослью кустарников.
Маг взглянул магическим взором на лесную опушку: перед глазами обрисовался смутный силуэт башни. Где-то там внутри спит непробудным сном Явор. И пусть спит дальше.
Безуспешно порыскав по Брендохольму, Дагмар побывал в соседних Балмондае, Сказвиле,
