Сбежать от зверя. Прощение - Анна Григорьевна Владимирова
Стерегов даже не дернулся, проследив напряженным взглядом, как я отскакиваю от него будто ошпаренная.
– А что тогда? – потребовала я.
– Я не обязан следить за твоим волком, – процедил он зло. – Обещал – выяснил.
И он направился прочь, но я, снова не выдержав, крикнула ему в спину:
– Ты любил вообще хоть кого-то?! Что ты за…
Я замолчала, когда наши взгляды встретились. Стерегов зло сузил глаза и медленно зашагал ко мне.
– А ты думаешь, что ты любила?
– У меня хотя бы есть причины так думать, – вздернула я подбородок с вызовом, но тут же умоляюще прошептала: – Отпусти меня. Пожалуйста. – Глаза наполнились слезами, и взгляд оборотня дрогнул. – Я не могу быть здесь и не знать, не прикасаться…
– Рот закрой, – перебил он и схватил меня за подбородок. – Я сопли тебе тут подтирать не нанимался. Ты мне нужна. Чтобы высшим не дать повода зацепиться. Только и всего. Не надо строить иллюзий, что можешь мне ставить условия.
– Я нарисую «немой камин», – неожиданно даже для себя заявила ему в лицо. Странный предмет торга, но я отчего-то решила на него поставить. – Нарисую так, что ты не сможешь снова обозвать меня бездарью. А ты дашь мне ему позвонить.
Я думала, он рассмеется мне в лицо… Стерегов раздул ноздри, и было не понять: он поражен моей наглостью, тупостью или это что-то еще. Но как же я ошибалась…
– Удиви меня, – вдруг вздернул он бровь.
– И дашь позвонить?
– Дам.
Мое сердце заколотилось в груди, ладони взмокли. Я развернулась и направилась обратно в мастерскую.
Я нарисую ему этот чертов «немой камин»!
6
«Вспоминай…»
«Дождь. Много дождя. Сыро».
«Что еще?»
«Тепло. Кожа гладкая, вкусная… Запах. Самый любимый непривычный запах».
«Какой запах?»
«Странный. Неестественный. От чего-то, с чем она любит возиться…»
Я открыл глаза, скрипнув зубами. Разговаривать со зверем сложно. Он помнит образами, ощущениями. С чем возится? Так и Катя пахнет лекарствами, с которыми возится. А с чем возится та, о которой я не помню? Она может быть кем угодно…
Вдруг перед мысленным взором мелькнул образ и исчез, оставив лишь вспышку света. Но стоило ей потерять в яркости, и я смог уловить мутные детали. Их было немного: светлые вьющиеся волосы, будто сплетенные с солнечными лучами. Она сидит на подоконнике с чашкой…
Я раскрыл глаза шире – это больничный подоконник, не квартира, не дом! И она… она будто в пижаме какой-то. Я перевел взгляд на подоконник в своей палате и попробовал вернуться к образу.
«Смотри», – приказал зверю.
Только когда он вдруг «посмотрел», в вены ударило жаром, и я задохнулся от вспышки боли. Но не физической. Все, что успел – оборвать провода и вскочить с постели. Голова немного закружилась за первые пару вдохов, но уже через несколько секунд я почувствовал такой прилив сил, что, показалось, меня разорвет.
Что такого высмотрела моя зверюга в закромах своей памяти, что меня сорвало с катушек? Я уже никого не собирался спрашивать. Когда в комнату примчалась бригада врачей, я потратил всего минуты две, чтобы разложить их беспамятных на полу. Содрав с одного форменные штаны, я запрыгнул в них и вышел в коридор.
Далеко за полночь, в медкорпусе тишина и покой. И только красная лампочка на моей двери нарушала безмятежный колорит. Вряд ли у меня было много времени, а значит надо успеть проверить версию.
«Веди», – приказал зверю, прикрывая глаза, и бросился в выбранном направлении. Как же радостно почувствовать себя снова живым и свободным! Я скользил тенью в тенях, огибал охрану так непринужденно, что они даже не успевали уловить мой запах, и без труда продвигался в другой корпус. Запахи, звуки – все это бросалось на меня из-за каждого угла и больно било очередным обрывком воспоминания.
– Прости, я курил…
– Я уже и не представляю тебя без запаха сигарет. Он приятный…
– Стой! – послышался приказ, и я рванул к ближайшей лестнице.
Стрелять в меня боевыми вряд ли будут. Хотя кто знает, что здесь вообще происходит? Я выскочил из дверей на верхнем этаже и встал как вкопанный, уставившись перед собой.
Здесь все было испещрено воспоминаниями, будто шрамами. И я ступал по каждому, чувствуя тянущую боль в груди.
– Ты не приедешь сегодня, да?..
– Я уже здесь…
А дальше все подернулось бесконечными обрывками слов, будто штрихами от масляной краски… Рот наполнился слюной, на языке задрожал странный привкус…
Масляная краска.
Я толкнул двери справа, и они открылись, являя мне комнату. Вместе с порывом сквозняка, взметнувшим шторки до потолка, в меня влетел целый букет запахов и воспоминаний, и каждый словно был острым гвоздем. Ноги задрожали, и все, что я успел – пройти внутрь и опуститься на колени. Мда, неприятно было вышибить двери, ведущие в закоулки собственной памяти. Хотя какие закоулки? Воспоминания о последних днях моей жизни оказались самыми важными. Они светили изнутри и давали надежду…
Не знаю, столько я просидел, скрутившись лбом до пола и загнанно дыша. Катя была права, да… Но плевать уже! Я не мог отказаться от того, что сейчас чувствовал. В груди разверзлась бездна боли и тоски, а я все смотрел…
…в ее глаза.
Марина.
И запах масляной краски.
А еще шорох грифеля по бумаге…
…и ее пытливый взгляд поверх страниц блокнота…
– Ты же просил кофе…
– Я все буду…
– Ты постоянно ешь то же самое, что и я…
– Просто без тебя я ел какую-то дрянь…
Я чувствовал скольжение шелка по центру ладоней, как он извивается в пальцах, и ее напряженное дыхание… Тело рухнуло в душную агонию, напрягаясь и наливаясь голодом, но я мог только смотреть и ничего не трогать…
Ее нет больше…
И теперь я знал, почему.
– Тахир…
Я задержал дыхание и открыл глаза, выпрямляясь. Нет, меня не пристрелят. По крайней мере, не сегодня.
– Артур, – искривил я губы в усмешке, глядя в окно.
На улице шел дождь.
Снова.
Будто пробовал пробиться ко мне, разбиваясь брызгами о стекло.
– Ты его не знаешь…
– А ты не знаешь меня…
– Ты один. И тебе и так плохо.
– С возвращением.
Ведьмак прошел ко мне, присел рядом и протянул сигарету. А на меня навалилась вдруг вековая усталость, еле рука поднялась. Послышался шорох лифта, быстрый бег и знакомый запах… Я прикурил от огня и глубоко затянулся.
– Тахир! – воскликнула Катя, подлетая ко мне со стетоскопом и, уверен, с инъекциями в потайных складках халата.
– Не надо, не трогай, – тихо
